К полудню он сумел освободиться от наручников, завернул их в старую газету и швырнул под кровать. Дороти выбросит, когда он уедет. Взяв принесенную Дороти бритву, он побрился, принял ванну и надел новый костюм, который тоже принесла она. Брюки оказались широки в поясе, и он стянул их ремнем.
«И что дальше? — подумал он. — Выходить мне еще два-три дня нельзя. Только слушать радио и читать газеты, может быть, из них узнаю, где теперь моя законная супруга».
Дороти вернулась в четверть первого и, увидев, что он спит на кровати, сама устроилась на диване, чтоб его не беспокоить.
Утром ему в голову пришла идея.
— Позвони из автомата, — протянул он ей обрывок бумаги с номером телефона. — Закажи междугородный разговор с нашей квартирой. Если она дома, спроси, как дела, но обо мне ни слова — телефон могут прослушивать.
— Хорошо, — упавшим голосом согласилась она.
Вернувшись, на его вопросительный взгляд покачала головой.
— Там теперь новые жильцы.
«Значит, она уехала совсем. Если бы вернулась, смогла бы сохранить квартиру, спя с хозяином или торгуя своими фото. Они бы шли нарасхват».
— Что ты теперь будешь делать? — спросила Дороти на третье утро.
— Постараюсь покинуть штат. Но вначале попробую найти ее.
— Когда?
— Через день-другой. Тебе не терпится меня выпроводить?
— Нет, — возразила она, — можешь быть здесь сколько угодно.
— Я все верну, если тебя деньги беспокоят.
— Да не волнуют они меня!
— Тебя ничего не волнует! Мне никогда бы в голову не пришло, что я смогу три ночи провести у тебя и до тебя не дотронуться.
— Мне тоже, — голос дрогнул, она уставилась в пол.
— Тоща в чем дело?
— Не знаю. Мне все стало безразлично.
Окна и двери были закрыты, и в квартире стояла немыслимая жара. Теперь, освободившись от браслетов, он не мог усидеть на месте. Сняв туфли, часами расхаживал взад-вперед, обуреваемый мыслями о Джой. Когда Дороти приносила газету, он тут же вырывал ее из рук и читал о ходе розысков, надеясь прочесть хоть что-то о Джой. И посылал Дороти за новыми выпусками.
«Я не могу сидеть тут вечно. Так спятить можно. Мне нужно перейти границу штата и двигать во Флориду. Или куда угодно. Даже если я не узнаю, где эта стерва».
На пятый день он дошел до предела. Больше не мог оставаться здесь ни секунды. Кипя от бешенства, готов был выскочить на улицу и пристрелить первого попавшегося полицейского. Но сумел взять себя в руки, зная, что, покинув квартиру, должен будет собрать всю хитрость и хладнокровие, чтобы продолжать игру.
С Дороти он уже почти не разговаривал. Когда она уходила на работу, даже не прощался.
Минуя почтовые ящики, Дороти машинально заглянула в свой и остановилась — там лежало письмо. Ей не часто приходили письма, и она вначале решила, что это рекламные проспекты. Но адрес был написан от руки.
Она вскрыла конверт.
Письмо от Джой.
«Милая Дороти!
Я надеюсь, ты простишь мое долгое молчание, у меня было много неприятностей — ты, должно быть, читала в газетах. Я живу сейчас на ферме у родственников Свэла, они очень хорошо меня приняли в это трудное время. Мистер О’Нили — милейший старик, тебе бы он понравился. Брат Свэла Митч — тоже парень ничего, а их сестренка просто прелесть.
Уезжать мне отсюда не хочется, но пора вернуться и подумать о работе. Дороти, я хочу попросить тебя одолжить мне двадцать долларов на автобус и прочие расходы. Тогда бы я смогла приехать к тебе и устроиться на работу. Конечно, родственники мужа не отказали бы, но они столько уже мне сделали, что я просто не могу просить их еще раз.
Ты всегда была моей лучшей подругой, Дороти, потому я и обращаюсь к тебе. Долг верну из первой же получки. Надеюсь на скорый ответ.
Любящая тебя Джой».
Положив письмо обратно в конверт, Дороти шагнула вверх по лестнице.
«Отдам, — устало думала она, — раз так ему не терпится ее увидеть. Пусть возвращается к ней в очередной раз».
Но сделав несколько шагов, она остановилась.
«Ведь если он поедет к ней, его убьют. Его наверняка там ищут. Пойду пока что на работу и подумаю до вечера».
Когда она вернулась в половине первого, в квартире было пусто. Свэл ушел, не оставив даже записки.
Она застыла посреди комнаты, чувствуя, как наваливается нестерпимое одиночество. Потом разделась, набросила кимоно и села на кровать, уронив руки на колени.