Принц мягко коснулся моей щеки, а затем своей, привлекая внимание.
И я поняла, что он имел в виду. На этой земле нити его энергетики гораздо сильнее. Прочнее. В Феантари я вижу их гораздо явственнее, они мерцают тихо, темно-серые — будто сытый зверь щурится.
Он просит меня не бояться.
И я действительно не боюсь.
Черная вода. Она способна дарить запредельные страдания, заливая глаза, разжигать огонь мучительной смерти в легких — но теперь… Она так бережно целует мои ладони.
Вода белая, слепая будто — мой источник — взвилась, шипя рассерженной змеей. Бросилась молнией вперед, защищая границы.
Я не причиню зла, говорит темная. Не ей.
Там, откуда обе силы родом, нет необходимости задавать вопросы, чтобы узнать правду.
Белая вода растворяется вновь в моей крови, принося с собой успокоение.
Вот и состоялось наше с Алариком истинное знакомство.
Мы смотрим лишь друг в друга. Все, что кроме, становится вдруг совершенно неважным.
На скуле дроу две ранки, как укус змеи. Я сажусь за спиной принца и целую эти отметины. Обнимаю Аларика за плечи и шепчу ему на ухо:
— Ты ведь… не все сказал, правда?
Черные жесткие пряди его волос скользят медленно по моей коже, дразня и оставляя на ней едва ощутимый запах сандала.
Конечно, он мог бы солгать. Пустить реки по неверным руслам, исказить реальность.
Но дроу не стал этого делать. Он ведь не глупец.
Принц закрыл глаза, впитывая ощущение моей близости.
— В тот момент я не намерен был никого спасать. Вообще редко занимаюсь подобным, откровенно говоря, — Аларик усмехнулся. — Оборотни — наши враги. А желание убить врага более чем естественно. Но когда я прикоснулся к тебе — знаешь…
И вновь его инаковость проступает, пугая. Волнуя. Тяжелой лапой касается сердца, оставляя шрамы, едва заметные.
Один взгляд — и я будто ныряю под лед.
— Двойственность твоего дара — серьезное испытание. И ты достойно преодолевала это. Ты осознаешь ответственность.
Еще после первой нашей встречи я волновалась о том, что возможно, он видел меня обнаженной — у него было мое кольцо, и через воду принц мог узнать многое. Теперь это вовсе не казалось мне главной бедой.
Одна улыбка — и становится так жарко.
— Меня удивляет и восхищает то, как ты тратишь себя на помощь другим. А если прибавить к этому то, что с каждым днем ты становилась все прекраснее — уж поверь, это именно так, — у меня просто не было шансов захотеть другую женщину.
Я, вздохнув, положила подбородок на его плечо.
— Ты ведь понимаешь, что мой дар, при определенных обстоятельствах, может выгореть. Я погибну.
Аларик поворачивается и касается губами моей щеки.
— Нет. Не погибнешь. Если возникнет необходимость, я поделюсь с тобой своей энергией, или же буду забирать ее у других. Для тебя. Как пожелаешь.
Он совершенно безмятежен и совершенно уверен в своих словах.
— Уверена, ты готов на все, чтобы исполнить свой долг. У меня тоже нет права отступать.
Мое внимание привлекли большие рыбы, поднявшихся на несколько мгновений над морской водой. Они выглядели так, будто были отлиты из зеленого стекла.
— Какие чудные, — я указала рукой в том направлении.
— Владыка серых вод подарил их моему отцу. Я расскажу когда-нибудь тебе эту историю, — принц усмехнулся. — И наживка необходима особая — глазные яблоки противника, убитого в ближнем бою. Зато блюда из хаири обладают способностью облегчать страдания мертвецов.
Никогда не подумала бы, что возможно нечто подобное. Видимо, воины дроу действительно могут обходить некоторые законы.
— Каждый должен ответить за ту боль, что причинил другим, — нахмурилась я.
Я не успела заметить его движение, но вот — я лежу на спине, тяжелое тело Аларика прижимает меня к полу.
— Вот об этом речь, драгоценная моя.
Пальцы дроу коснулись моей шеи — там, где лихорадочно бился пульс.
И я полностью потеряла возможность двигаться, как мушка, завязшая в янтаре. Не было отчаяния, не было страха. Лишь разрывающая сознание тоска. Крылья птиц, терзающих мое тело, измазаны кровью, обратившейся уже в серый пепел.
Тоска по тому, что не вернется.
Дроу сидел в стороне. Как это?..
Меня мучила ужасающая жажда, и я лихорадочно потянулась к кружке с вином — но рука прошла сквозь нее, даже не задев. Я вскрикнула — горло было сухим, будто земля в степи, — и пробовала вновь сделать что-то, но безрезультатно. Желудок сдавливал голод, но мясо оказалось столь же недостижимым.
Чувство опустошенности, рассыпавшись на тысячи белых червей, пожирало меня заживо.