— Это будто ледяной ветер внутри. И такая дикая скорбь, такое неутолимое, бесплодное стремление к тому, чтобы вновь чувствовать…
Я покачала головой. Вряд ли удастся облечь эти ощущения в слова.
— Это было ужасно. Но это очень важный опыт для меня.
Матушка мягко улыбнулась.
— Да. Такие моменты учат острее воспринимать те дары, что преподносит нам жизнь.
Несомненно. Эта мысль зрела в моем сознании, будто посаженное в плодородную почву зерно. Может, именно потому каждое движение — в радость, и хлеб особенно душист и мягок?
Я кивнула, опустив взгляд и внимательно рассматривая свой какао в чашке. Не знаю даже, как сказать о…
— Он ведь нравится тебе, да? — спокойно спросил отец.
Темнота за окнами густая, будто патока, и пахнет можжевеловым дымом.
— Очень. Мне так хорошо с Алариком. Но это… слишком сложно. То есть, всегда ли цель оправдывает средства? Он готов на все, чтобы исполнить свой долг.
Я сжала руки и замолчала на несколько мгновений.
— Это восхищает. Это пугает. Я понимаю, что не имею права осуждать Аларика, не пережив всего, что выпало на его долю — думаю, многие его раны получены во время плена, — но где мне взять силы ждать его? Каждый раз.
Родители сомневались — так же, как и я. Но они не были бы моими родителями, если бы не нашли тех самых, единственно верных слов.
— Знаешь, дочка, мой совет таков: подумай, стоит ли он того, чтобы ждать его возвращений, — сказал отец.
Забыв о трапезе, я смотрела на него с матушкой. Почему они любят друг друга — кроме того, что… просто любят? Сэр Томас выбирает расслабленные кашемировые свитера, леди Сиенна — строгие линии и жесткие ткани. Сэр Томас предпочитает уничтожать физически, леди Сиенна — морально.
Отец всегда высоко оценивал значение врожденных инстинктов, матушка же привыкла все тщательно взвешивать. И они в полной гармонии.
Но как обрести равновесие мне? Несомненно, к Аларику меня очень тянет. И неужели я позволю страху лишить меня возможности быть с этим дроу?
Тяжелый выбор.
И легче вряд ли станет.
***
Следующий день я провела в госпитале, где проходила практику, готовясь к поступлению в магистратуру. Мэтр Фредерик строг и серьезен, но мне удалось снискать его расположение уважением и преданностью своему делу, желанием постоянно совершенствоваться, и я очень благодарна учителю за те знания, которыми он щедро делится.
Смена выдалась нелегкой — во многом из-за женщины, обратившейся с весьма тяжелым случаем. После трагической гибели своего сына у нее начались серьезные проблемы с дыханием — альвеолы будто отказывались выполнять свои функции. Мэтр Фредерик задумчиво проводил тонкими пальцами по энергетическим линиям стихии воздуха. Белый цвет потускнел, стал тяжелым, серым.
Наставник всегда говорил мне, что тело узнает о проблемах души гораздо раньше, нежели сознание.
— Что же вы, голубушка, так себя мучаете?
В широко распахнутых глазах пациентки блестят слезы. Горечь и боль.
— Меня ведь… не было рядом, когда мой мальчик захлебывался… и…
Этель, откинувшись на кушетке, рыдает, не стесняясь уже.
Она переживала эти мгновения вместе со своим ребенком. Она винила себя — и потому наказывала.
— Вы ведь все понимаете, — мэтр, милосердный и жестокий, сел рядом с пациенткой. — Если душа, искра мудрости, оживлявшая его, пожелала обнулить дурные деяния рода — так тому и быть. Уважайте выбор своего сына, Этель.
Верные слова. В самом облике Фредерика нет ничего не-верного: стихии в полном взаимопонимании. У него черные глаза, холодные, внимательные. Белые волосы. Белый двубортный халат и черный агат — накопитель в кольце.
Голосу мэтра тяжело противиться, и пациентка устало опускает веки.
Вероятно, думается мне, кто-то из предков Этель по кровной линии отнял в свое время право другого на свободный выбор. Прочертил ограничительные линии, которых не должно было быть. А ведь тело с духом единое целое, и конечно, оно дало сбой.
— Лекарственные препараты ей помогут, — сказал мне позднее Фредерик. — Если она им позволит.
Как только мэтр покинул ординаторскую, где мы отдыхали, дверь скрипнула вновь, и в комнату неспешно и с достоинством вплыла миссис Одри Сален, старшая медицинская сестра.
— Лидия, какой приятный сюрприз. Я рада вас видеть.
— Взаимно, — сдержанно улыбнулась я.
У моей собеседницы узкое лицо, собранные в аккуратный пучок светлые волосы и нос с благородной горбинкой. На шее — сиреневый платок, воздушный, очаровательный, и улыбается она весьма дружелюбно, но синие глаза смотрят уж больно пристально и изучающе.