Но не сегодня.
— Ты меня предала. Ты рассказала королевской семье о том, когда нападут веры. Зачем?
Эльфийка положила ложку на стол, идеально ровно подле тарелки. Сняла несуществующую пылинку с рукава своей блузки. На шелке изображены лисы, уютно спящие.
Хитрые, жестокие твари. И Рисса — хитрая, жестокая тварь.
— Зачем? — голос Маили тих, будто она бесконечно устала.
Эльфийка склонила голову к плечу, оценивая расстановку сил — как оценивала стоимость драгоценных металлов и камней на весах.
Конечно, она может сказать правду. Но решает солгать — сама не зная, зачем.
Опять этот глупый вопрос — зачем?
— Успокойся, пожалуйста, еще раз говорю тебе. Моей вины нет в том, что случилось. Веры — прекрасные воины. Но в тот раз итилири были сильнее.
Эльфийка протянула руку и коснулась пальцев своей любовницы.
Четыре пуговицы на манжете блузки Риссы. Четыре родинки на щеке Маили.
— И кто знает, как все сложится в следующий?
Пантера дрожит. Страсть и ненависть забавляются, поедая ее сердце под вишневым соусом боли. Кому достанется последний кусочек?
— Я не хочу тебя больше видеть, — говорит Маили, но пальцы ее все крепче сжимают запястье любимой.
Зеленый взгляд эльфийки темнеет. Странно, но иной раз случается так, что чужие чувства — это горячие, ароматные блинчики, на которых плавится кленовый сироп твоего самоконтроля.
— А хочешь, я сделаю для тебя колье, которое достойно обвивать твою шейку? Это будет моя лучшая работа.
Маили резко поднимает голову. Смотрит удивленно и недоверчиво.
— Хочу.
Рисса встает из кресла, украшенного причудливой резьбой в виде острых лосиных рогов. Морщится едва заметно — владельцы этого отеля так склонны к вычурности. Что с них взять, они просто люди.
Подходит к Маили, склоняется над ее лицом и касается мягко губ поцелуем. Пантера глубоко вздыхает — и отвечает на ласку. Тонкий, узкий серп ночного светила сегодня окутан жемчужным маревом, и это верный знак — увидивший его удачлив будет во лжи. Каждому известно. Даже если лгать приходится самой себе.
— Дан подарил мне аквамарин недавно, необыкновенно чистого цвета, — шепчет Маили. — Думаю, он подойдет прекрасно.
Глава 18
— Могу я войти?
Анна говорила со мной сквозь дверь. Думаю, она предпочла бы видеть меня, но стражники очень серьезно относились к безопасности Моего Высочества. Временами я ловила себя на том, что просто забываю об их существовании, но вспоминая то, что произошло во время нападения оборотней, понимаю: на самом деле, обязанности свои они выполняют прекрасно.
— Конечно. Входи.
Дверь открылась. На пороге стояла Анна с подносом в руках.
— Хочешь подкрепиться?
На большом столе, покрытом двойной скатертью — белый и темная бирюза — появляются яства. Две чашки кофе со сладкими сливками, ароматный белый хлеб, сыр с орехами, мед и тонко нарезанная холодная оленина.
— О, прекрасно, — я с благодарностью посмотрела на девушку, — спасибо.
Действительно, только сейчас я почувствовала, что очень голодна. Вполне естественная реакция на волнение, которое я испытала в связи с судьбой короля сегодня. Операция была совершенно несложной, но забрала много моих сил.
— Где Аларик? Почему ты одна?
Анна легко опустилась на стол и взяла льняную салфетку. Улыбнулась мне, и я ответила тем же — искренне. В простой белой футболке с изображением бутона алой розы и брюках из голубой плотной ткани (называемой «джинс»), девушка выглядела очень мило и свежо. Ее общество успокаивало меня, и я была ему рада.
— Он со своим отцом, — осторожно сказала я, беря чашку с кофе.
Анна задумчиво посмотрела на меня и кивнула.
— Ничуть не сомневалась, что ты сможешь помочь королю.
Я оценила ее такт и то, что она не стала просить меня рассказать всю историю. Например, о том, как заболел Илиас. Это тайна Гранатового дома.
— Я счастлива, что у меня получилось. Семья Астис стала родной для меня. Кстати сказать, о делах семейных, — я взяла пару кусочков мяса для себя, — у тебя все благополучно?
— Очень скучаю по сыну, — сказала с горечью Анна.
— А с кем он сейчас, пока вы гостите в Феантари? — поинтересовалась я мягко.
— Он под защитой брата Хаиша. И кормилица присматривает за ним.
Тон голоса ясно выдавал недовольство девушки. И я прекрасно понимала эти чувства.
— Кормилица? — я удивленно посмотрела на Анну. — Почему твой сын не пьет твое молоко?