Проблема в том, что если они с Лидией будут делить ложе, его воспоминания не останутся лишь его болью. Она увидит.
— Да, она просила душить ее. Это так. А Лидия заявила, что если я не буду честен с ней, она сама задушит меня. Восхитительная разница, — голос принца мягок, будто шоколадное суфле.
— Против того, кто тебе вровень и не боится, устоять трудно, — серьезно кивнул Ашер, глядя на своего любимого.
Разговоры о важном — это, конечно, здорово. И то, что яйца у Аларика стальные и силы ему не занимать, — также. Но избавляет ли это от страха быть отвергнутым?
И Лука прекрасно понимал сомнения принца, вспоминая свою собственную историю.
Розали была эгоистична, жестока и вспыльчива, и потому ужасно злилась на родителей, которые заставили ее стать супругой Императора Драконьих владений. Он же уродлив! Какая глупость: не позволить лекарям полностью исцелить ожоги и раны от ледяных потоков после той страшной войны. Хорошо, что восстановили глаз. По задумке, это должно напоминать о славной победе, но в реальности из-за гордости повелителя левая сторона его лица выглядела, мягко говоря, жутковато — не говоря уж о теле.
Она не желала ни видеть Луку, ни тем более, делить с ним ложе. Понимая это, дракон сам не искал общения, отдавая все силы делам государственным.
А ей… ей было скучно. И потому Розали завела роман с Анселем Таирэ — прекрасным и обходительным. Сколько бы продолжалось это, кто знает, но теплой ночью на исходе месяца Цветения роз ее и ее любовника застал в оранжерее генерал Саннар, старый вояка и советник Луки.
Ей было известно, какое наказание ожидает неверную супругу.
— Это все правда, Розали?
В глазах цвета темного нефрита — лишь пустота. Кожа бледна, огненно-рыжие волосы разметались по плечам.
— Да, мой повелитель.
Дерзость. Не муж, но только повелитель.
Лука не позволил Совету Десяти вынести приговор. Сожжение заживо у позорного столба.
— Своей властью я дарю помилование Розали ра эн Таши.
В абсолютной тишине, сгустившейся, будто молочный пудинг, со своего роскошного кресла вскочил Имар Хави.
— Но повелитель! Ведь она…
— Я сказал: она будет жить!
Кажется, от этого рыка едва не рассыпались в пыль камни возвышения Древних, на котором восседали благородные.
— И я запретил проводить совет. Вы будете наказаны.
Светила совершили полный оборот, когда Розали смогла решиться поговорить с супругом.
— Почему ты оставил мне жизнь, Лука?
Огненноволосый дракон неожиданно улыбается, спокойно и устало.
— Я не мог бы вынести твоей смерти.
Она сдавливаю подлокотники кресла. Закрывает глаза, и соленая горечь слез струится по щекам.
— Послушай, мне так жаль. Я ужасно виновата… У меня не было никакого права поступать так, и…
— Успокойся.
Дракон садится рядом и притягивает девушку к себе.
Розали рыдает, крепко прижавшись к супругу и спрятав лицо в изгибе его шеи.
— Не плачь, Розали. Я прощаю тебя.
И это истинная правда.
Эти соблазнительные изгибы прекрасного женского тела так долго снились ему в самых сладких кошмарах. И вот сейчас она в его объятиях, близкая, как никогда. В первый раз смотрящая на шрамы без омерзения.
В произошедшем есть и моя вина, говорит себе Лука. Мы вместе должны были растить светлые чувства. Но я устранился, надеясь, что кода-нибудь Разали сможет увидеть за моим изувеченным телом нечто большее.
И вот результат. Думаю, не стоит рассказывать тебе, родная, что стало с Анселем — в гневе я бываю несколько… несдержан.
Он осторожно целует супругу.
— Не плачь, Розали. Все будет хорошо.
Хоть им и предстоит еще долгий путь. В свою очередь, и Аларик с Лидией обретут гармонию и взаимопонимание. Несомненно.
— Все будет отлично, — улыбается дракон, подходя к принцу и касаясь дружески его плеча. — Уверен, ты не раз еще порадуешь нас добрыми вестями. Например, о рождении первенца.
***
Ночь в своих правах, и Аларика ждет еще один разговор.
— Сдохни, тварь. Сдохни!
Это злобное шипение — услада для него.
— У тебя был шанс помочь мне в этом. Но ты его упустила, — мягко улыбается Аларик.
За окном — луна в зыбком мареве. Круглая, будто жемчужина, цвета клубничной пастилы. Холодный свет растекается по надменно-белоснежной скатерти, льнет к лепесткам роз в высокой хрустальной вазе.
Принц с нескрываемым удовольствием разглядывает жуткие увечья Кариззы. Он откровенно гордится делом рук своих.
Исполосованное лицо — когда-то, без сомнения, оно было прекрасным. До того злополучного момента, когда наследнице правящего рода веров пришла в голову очень плохая идея — сделать Аларика своим рабом.
Ожоги и рубцы. Грудная клетка вскрыта жестоко, грубо, — будто движимый извращенной страстью исследователь пожелал узнать все тайны женского тела. Например, есть ли у женщин сердце — или же они просто куклы, созданные на погибель роду мужскому?
Что же, у Кариззы сердце было. Принц дроу знал это точно.
Вернее, когда-то было. Темно-аметистовое, трепещущее в его руках. Невыразимо вкусное, сладковатое едва.
Было, несомненно. Пока Аларик его не вырвал и не полакомился ним.
Запекшаяся кровь, цвета яшмы, на зелени платья.
Эта сука умирала долго. Очень долго.
— Сдохни.
Желтые глаза мерцают тускло. Тигрица, без сомнения, разодрала бы сейчас дроу на куски — если бы могла действовать самостоятельно. Чужая воля проникает в сознание легко, будто раскаленный нож в горячее масло.
Каризза оскалилась. Но дроу вовсе не обратил на это внимания, полностью уверенный в том, что творил. Когда-то тигрица держала его в плену. Истязая и заставляя страдать. Желая сломать. За ним долг теперь.
— Будь любезнее, — Аларик не скрывает насмешки в голосе. — Как в тот раз. Последний. Помнишь?
Тигрица лишь зарычала от ядовитой боли. О, эти воспоминания. Мертвые вены наполнены тоской и яростью, не кровью.
Как она могла попасться на уловку? Веры, как и звери, всегда чуют опасность. Но в тот раз Каризза ошиблась.
Тигрица слишком остро реагировала на близость желанного самца.
Его член тверд и готов для нее. Такие восхитительно-мучительные, глубокие толчки.
Бледные пальцы сжимают горло так сильно, и от воли Аларика зависит, сможет ли она сделать следующий вдох.
Принц заставляет ее нагнуться ниже, проводит ладонью по узкой спине — кожа смуглая, будто плоды миндального ореха, — и связывает руки Кариззы.
Укусы — завтра они нальются сливовым соком. Ее пылающее лицо прижато к шелку покрывала — прохладному, золотистому. Тигрица изгибается в томлении.
Нежные ткани лона саднят, принимая — какое наслаждение и какая мука — член дроу вновь и вновь.
Принц рывком ставит Кариззу на колени перед собой. Он держит ее крепко, и тигрица покоряется.
Ее ладони гладят узкие бедра, а губы касаются пряной плоти.
Все то время, что Аларик был в плену, тигрица забавлялась, принуждая его к соитию. Всегда необходима особая мазь, чтобы его член был возбужден. Но в тот день он имел ее, повинуюсь своему собственному желанию — разве нет? Трахал жестоко и больно. То, чего она хотела.
Глупая, глупая Каризза. Каждый раз, когда Аларик был в ней — он забирал силу ее прародителей. Капля за каплей. Из прикосновений ее рук, из ее стонов. Из ее соков.
А затем этот дроу убил ее, и его отец и его союзники не оставили от дома Кариззы камня на камне. О том, насколько был разрушен в дикой злобе Саон, тигрица могла лишь догадываться.
Они искали Аларика долгих три Круга. Он сын. Он верный друг, проверенный в боях.