И не укрыли шкуры предков. Не сберегли оборотней.
Сейчас ее палач сидит напротив. Взгляд ледяной, тяжелый. В его руках — она прекрасно помнит эти руки — простая глиняная чашка с нарисованным на ней гранатом.
Рубиновая жидкость. Вишня, гибискус, шиповник. И кровь ее брата. Этот запах теплой меди — удар наотмашь.
— Что ты сделал с Мариусом? — прищурившись, сдавленным голосом спрашивает тигрица.
— Пока что, он жив.
Аларик делает неспешный глоток. Наслаждается вкусом. И улыбка у принца такая, что Каризза искренне печалится: неужто никто и никогда не пояснял итилири, что значит «милосердие»?
Тварь.
— Пей.
Перед Кариззой — такая же кружка. Тигрица хмурится — неужто он серьезно? — и вскидывает упрямо голову.
— Нет!
— Тогда я сам волью это в твою глотку, — тихо — как тих свист топора у шеи приговоренного, — говорит принц.
Не лжет.
— Так. Шиповник — знак семейных уз. Кровь будет проводником.
— Нет! — что еще этот ублюдок задумал?
Хищные, плавные движения. Дроу сел на край стола, рядом с Кариззой. Сжал пальцами подбородок тигрицы, заставляя смотреть в свои глаза.
— Заткнись и слушай. Я позволю тебе поговорить со своим отцом. Скажешь ему, что если веры еще хотя бы один раз нарушат наш покой — пускай винят только себя. Я истреблю вашу расу. Ты все поняла?
Эта жестокость могла бы возбудить ее — будь обстоятельства другими. Никогда Каризза не любила вишен, а теперь — и вовсе возненавидит. Кровь вот — другое дело. Но не родная ведь. Тягуче, приторно, будто патока.
Ужасная тошнота. Лишь гордость позволяет хоть как-то бороться со спазмами. Ее сейчас вывернет наизнанку.
Запечатанные лаской пера голубки уста — дабы не сказала она лишнего. Белый цвет — знак очищения страданиями, которые претерпевают духи за свои деяния.
Аларик нежно гладит белоснежную голубку с глазами черными, будто самые порочные мысли.
Каризза, напуганная и ожесточенная, хочет сказать что-то — но покуда она нема. Девушка уменьшается до размеров рисового зернышка, поддетая клювом голубки, а затем — лишь ледяная вода.
Аларик откинулся в кресле и вытянул ноги, наблюдая с довольной улыбкой, как мгновенно растворился в пространстве силуэт птицы.
Еще один глоток рубинового напитка.
Все прошло хорошо. Стражники порталов мира оборотней не узнают, кто прячется в белоснежных перьях вестницы мертвых. В случае необходимости, это облегчит путь в Саон — голубка укажет безопасный путь, что позволит напасть внезапно.
К тому же, Каризза — прекрасная возможность спровоцировать веров, дабы те развязали военные действия первыми.
Если будет желание поиграть.
***
— Зачем ты лжешь? Почему улыбаешься, если чувствуешь себя усталым?
Выходя, Лидия закрыла за собой двери потайной комнаты, откуда наблюдала за разговором с тигрицей.
Аларик поднялся навстречу своей женщине.
— Неважно. Сейчас меня волнует другое.
Девушка коснулась своих губ кончиком пальца, пристально глядя на дроу. Разумеется, его волнует другое. Например, Его Высочество желал бы узнать, что Лидия почувствовала, увидев, как он плетет сеть повиновения, будто из собственных своих вен, и в венах этих течет сейчас не кровь, горячая, яркая, а студеная черная вода.
Испугалась ли вида Кариззы, тело которой раздавлено, будто перезревший сладкий плод?
Да, теперь она знает. Тонкие пальцы все еще крепко сжимают его каффу. Она видела его воспоминания.
Не совершил ли Аларик роковую ошибку, поделившись своим прошлым?
— Я не виню тебя, — изящная ладонь касается щеки принца. — Хитро придумано: воспользоваться ее влечением, дабы отвлечь внимание. В то время, как твой отец выламывал уже ворота дома.
Аларик закрыл на мгновение глаза и улыбнулся. Он чувствовал себя… Нет, вовсе не воином, истребившим всех своих врагов. И не завоевателем, принявшем под свою длань давно желанные земли. Нет. Он чувствовал себя просто счастливым.
Дроу прильнул к этой руке, позволяя себе слабость. Или любовь — это все же сила?
— Нет у тебя случаем воды с лимоном? Хочу пить.
— Конечно.
Горечь неясная, будто оттенок вкуса. Черный шоколад. Что-то не так? Аларик налил из кувшина воды в высокий узкий стакан, подал Лидии.
И его целительница тотчас же выплеснула злополучную эту воду ему в лицо.
Свежий аромат лимона. Горький шоколад разочарования.
— То есть вот так ты решил, да? Чудовище.
Лучше бы она кричала. Или бросилась на него, чтобы вырвать лживый его язык. Но Лидия совершенно спокойна.
— Ты заставил меня влюбиться в тебя. Наговорил красивых глупостей, обманом заставил дать клятвы. И только теперь я узнаю, как ты ведешь себя во время близости? Только сейчас?
Стакан разбивается о плиты пола удивительно тихо. Разлетается мелкими осколками.
Узкая ее спина неестественно пряма. В свете масляных ламп складки на бирюзовой длинной юбке кажется морскими волнами, обманчиво-мягкими.
Лидия уходит.
Нет. Только не сейчас, когда она сама сказала, что любит его.
Дроу резко привлекает строптивицу к себе.
— Я веду себя подобным образом лишь тогда, когда намерен убить женщину после близости. Ты хочешь, чтобы я тебя убил?
— Что? — Лидия, кажется, ушам своим не верит.
— Убийство, — терпеливо повторил принц. — Жестоко я трахаю только тех женщин, которых собираюсь убить.
Лидия едва ли не шипит от злости. Он еще и шутить вздумал!
— Отпусти меня, — глаза целительницы теряют цвет, становясь почти янтарными.
Аларик держит ее лишь крепче.
— Моя вина.
— Конечно. Чья же еще? — язвительно говорит Лидия.
На руках принца появляются следы укусов, и огненная боль туманит разум.
Лидия насмешливо улыбается.
— То, что ты почувствовала и увидела, взволновало тебя. Вывело из равновесия. Но ты все равно узнала бы обо всем. Незачем лгать.
Поцелуи тают на ее пальцах, на ее запястьях.
Целительница опускает веки, и тени на ее коже, будто золотая пыль.
— Я не желаю ничего обсуждать сейчас. Мне необходимо отдохнуть.
Что же, пусть так. Молча дроу взял на руки свою женщину и отнес в ее спальню.
Преисполненный жестокой какой-то радости — наконец она, его любовь, знает, каков ее будущий супруг на самом деле — и кофе с медом, принц заставил себя выждать немного (почему время течет так медленно?). Не находя покоя, он направился все же в комнату Лидии.
Удача принцу сопутствовала — как оказалось, целительницу уже сморил сон. Поправив одеяло, дабы его женщине было тепло — и воспользовавшись случаем запечатлеть поцелуй на бледных обнаженных коленях — Аларик лег рядом и закрыл глаза.
Глава 7
Пробуждение было, сказать прямо, не самым радостным. Воспоминания о произошедшем ночью стразу же принялись терзать меня. Я растеряна, опечалена, зла. И я в смятении.
Благо, что смогла хоть немного поспать, хоть и была уверена, что глаз не смогу сомкнуть. Но когда видишь, как твой мужчина занимается сексом с другой — это… лишает сил.
Мне необходимо все спокойно обдумать, мысленно вздохнула я. Но как это сделать, если перед глазами — только лишь та отвратительная, мучительная сцена?
Вдох. Выдох. Следует помнить, что пришлось пережить Аларику по вине этой твари. Она пыталась заставить его думать, будто он слаб. Бессилен.
— И ей не удалось.
Вздрогнув, я обернулась к двери. Видимо, я настолько погрузилась в свои размышления, что не услышала даже, как в спальню вошел мой принц. Поставив поднос с завтраком на прикроватный столик, украшенный резьбой в виде волчьих голов, он сел на мою постель, рядом.
— Не лезь в мои мысли, — холодно сказала я.
Шагнув на иной берег охраняющего ручья, я окуталась в близорукий ядовитый туман.
Как ни желала я обескуражить дроу, он, несомненно, к подобному повороту был готов.