— Не оставляй меня, — говорит мой мужчина, не открывая глаз.
— Это просьба или приказ?
— Нечто среднее, драгоценная моя.
Дроу улыбается, открывая все же один глаз, и потягивается.
О, замечательная идея — размять немного мышцы. Подтянув одеяло, я поднимаю руки, расправляю плечи…
Что-то не так. Моя способность исцелять. Густое молоко, струящееся по моим венам. Куда исчезла эта благословенная тяжесть? Что происходит?
— Лидия?
Садясь на постели, дроу сразу же теряет сбрасывает свою расслабленность, встревоженный смятением в моих мыслях.
— Мой дар. Кажется, я лишилась его! — срывающимся голосом произношу я.
Аларик внимательно окидывает меня взглядом.
— Вряд ли. Проверим сейчас.
— Что ты собираешься делать?
Принц наклонился, взял с края кровати свой нож — и незаметным моему глазу движением повторил лезвием линию своего шрама на лице. Так опытный мореход уверенно ведет свой корабль по течению весенне-полноводной реки, известной ему до малейшей излучины, до мельчайшей заводи.
— Сумасшедший! Зачем ты?..
Казалось, я повторила эти слова определенно больше тысячи раз — хотя в реальности, думаю, вряд ли больше трех.
Я гладила его горячую кожу, и черная кровь струилась по моим пальцам тонкими змейками, извиваясь, кусая отравленными острыми зубами.
— Соберись и залечи мою рану. Пожалуйста.
Я почувствовала себя так, будто меня с головой окунули в студеную воду. Мой супруг прав: не время сейчас паниковать. Есть дела поважнее.
Я — источник. Я — сосуд наполненный.
— Другая ты, ссстала другой…
— Но это все еще я.
Ступни ранит перламутрово-бледная трава на берегу моего ручья. Но не кровь остается на острых стеблях, а капли того нежного, ванилью пахнущего молока, что я пила из груди Анны.
— Правда ведь?
Правда исцеляет. Всегда.
— Да. Это все ещщще ты…
Острый змеиный клык становится иглой, а мои вены с холодной кровью — нитями.
Один стежок — один поцелуй. Процедура ведь болезненна.
Когда ко мне возвращается зрение моего физического тела, я вижу, что нанесенный совсем недавно порез стал почти незаметен, и даже старый шрам посветлел.
— Может быть, хочешь воспользоваться случаем и убрать его полностью? — лицо дроу было абсолютно серьезным, но в глазах плясали смешинки.
— Нет, не стоит убирать этот шрам, — я кладу ладонь на лоб. — Ты и с ним прекрасен.
— Это ты прекрасна, — тихо говорит Аларик и целует мои глаза. — Скажи, тебе было хорошо со мной?
Я краснею и утвердительно киваю. Хорошо, даже очень.
Супруг не сомневался в этом. Он ведь действительно хотел, чтобы я наслаждалась близостью.
Не сомневался? Весьма нескромно.
Принц садится за моей спиной, проводит кончиками пальцев по ключицам.
— Твое тело узнало новые удовольствия, но почему же твой дар должен был пропасть? Просто адаптация к течению различных энергий. Все хорошо.
***
— Да, действительно, очень неплохо, — я потянулась к супругу и потерлась носом о его щеку. — Нам пора вставать уже.
— Совершенно не уверен, — попытался отсрочить неотвратимое этот хитрец, но я выбиралась уже из-под одеяла.
— Точно не уверен.
Что-то в голосе Аларика заставило меня обернуться. Прищурившись, дроу любовался моей фигурой.
И почему раньше я не знала, что это так приятно — когда тобой восхищаются?
Конечно, я чувствовала смущение, но чего мой супруг еще не увидел прошедшей ночью? Моя ладонь скользнула по простыням, и тут… Я отвернулась, потому что щеки мои сейчас, наверное, просто полыхают. Внезапно вспомнилось, что перед сном дроу спрятал в шкаф ту простыню, на которой остались капли моей крови, и мы постелили другую.
Будто все правильно, все так, как и должно быть, но…
— Вторая реликвия нашей семьи.
Я фыркнула.
— Ты очень громко думаешь, — пояснил Аларик.
Я вновь ощутила объятия своего супруга — сильные и бережные.
— Люблю тебя.
Прикосновение губ, мягкое, будто сливочное суфле.
Запах сандала на моей коже. Единственный раз в жизни я не желаю принимать ванну, дабы не смыть его.
Но необходимо ведь начинать день, и родители ждут нас к завтраку — то есть, по времени, уже к обеду.
Я прижимаюсь крепко к своему мужчине, целую его веки, — несомненно, он слышит все мои слова, которые так и остались непроизнесенными, — и отправляюсь мыться.
Дверь в соседнюю комнату, которая станет нашей гостиной, приоткрыта, и на столе из светлого кленового дерева я увидела преподнесенные нам во время церемонии подарки, в том числе — и фолианты от мэтра Фредерика.
Да, решение продолжать образование и врачебную практику — абсолютно верное, подумала я, нежась в горячей воде. Мне всегда казалось, что в великой любви есть зерна великой ненависти. Полностью принадлежать кому-то — значит, отдать ему ключ от своего счастья. И что же тогда остается тебе самому? Бояться каждый миг, что этот кто-то исчезнет? Изводить его и себя? Нет в этом смысла.
Я не представляю своей жизни без врачевания, без госпиталя и сухого запаха трав. А теперь — и без Аларика. И замечательно, если эти части моего мира останутся в равновесии.
А если говорить о вещах более прозаических, то ларцы с фетчами, кстати сказать, необходимо отправить в схоронную комнату, дабы никто посторонний не мог до сокровищ добраться. Да и мое платье не должно лежать на стуле.
Когда я вышла из ванной комнаты, Аларик уже вернулся в нашу спальню и расчесывал волосы, которые были влажными — он также успел освежиться. Конечно же, я не упустила возможности помочь ему. Мой гребень из березы сразу же высушил пряди, и я собрала их в косу.
— Мне любопытно, где все же находится сейчас Мариус? Куда ты его спрятал? — спросила я, приблизившись к уху супруга.
Дроу обернулся и взглянул на меня.
— Там, откуда он не сможет сбежать.
— И долго ты собираешься его держать в плену? И что станет с ним дальше?
В зеркале я увидела отражение спокойной улыбки супруга, и поняла, что его ответ мне вряд ли понравится.
— Так долго, как понадобиться. Я так скажу тебе: вожак веров еще не напал на Феантари потому, что он достаточно умен и принял переданное через Кариззу предупреждение всерьез. Двусущим необходимо время подготовиться — но я им его не дам. Передача ценного члена стаи даст итилири возможность диктовать свои условия.
Я усмехнулась. Провела пальцами по тонкой пряже джемпера Аларика. Глубокий зеленый цвет, прекрасно оттеняет бледность его кожи. Решив позабавиться, я взяла из серебряного кувшина одну из багровых роз, которые в огромном просто количестве подарил мне вчера супруг, и пощекотала нос дроу.
— И ты действительно отдашь его семье?
Мой мужчина возмущенно воззрился на меня — что за вольности, мол?
— Отдам. Не решил еще только: полностью или по частям.
— Что? — я замерла.
— Драгоценная моя, я поступлю так, как будет более выгодно для моего народа — и для моей женщины. Я сделаю все, чтобы защитить тебя. И мой долг — заботиться о своих воинах, не допуская потерь.
Неожиданно Аларик схватил меня за запястье и привлек к себе на колени и начал щекотать.
— Отпусти!
Но на свободу я смогла вырваться только тогда, когда оба мы едва дышать могли от смеха.
— Да что такое! Мне одеваться надо, а ты здесь…
— Что? — безупречно-искренне удивился мой супруг.
— Щекочешь меня!
— То есть это я виноват в том, что ты так прекрасна и соблазнительна, и я постоянно хочу касаться тебя?
Весомый аргумент, и возразить мне было нечего. А отказывать в просьбе помочь одеваться — вовсе не хотелось.