Возможно, желание Аларика ко мне так сказывается?
Меж тем, пришло время отправляться на берег. Мы собрали все необходимые вещи и принялись одеваться. Учитывая погодные условия, я выбрала теплую серую кофту с высоким воротом, темно-серые узкие брюки, жилет из искусственного меха с лаковым черным поясом и ботиночки на устойчивом каблуке. Собрала волосы в высокий хвост и обернулась к супругу.
— Долго мы пробудем там?
Аларик предпочел сегодня черный. Свитер, замшевые брюки, тяжелые ботинки и куртка из кожи. И, разумеется, любимый нож. Изогнутые клинки, как он решил, без надобности.
— Не думаю. Мертвецам нелегко надолго оставаться здесь.
Ничего не бойся, добавляет Аларик.
Я и не думала бояться. Ведь он рядом.
Ночь была чудесная. Луна в призрачной зеленой дымке, морская вода, темная, медленная, будто патока, и холодный воздух: ладанный, соленый. Запах дерева мешается с драгоценной медью.
Кровь Аларика струиться по его ладоням и пальцам, капает на пол — и исчезает, будто ее жадно слизывает кто-то невидимый. Камень покрывается наледью, а я, стоя в углу, кутаюсь в плед и думаю, что кажется, действительно очень мало знаю о своем супруге.
Черты его лица заострились, а кожа бледна, будто в его венах течет не только эта медовая, густая кровь, но и сок белого безвременника. Может усыпить до рассвета, а может и навсегда. А сон — это забытье. Покой.
И влекомый желанием этого покоя, в дверном проеме появляется орк. Я смотрю на ширину грудной клетки, длину костей и клыки нижней челюсти. Наверняка, при жизни он был сильным воином.
Шорох песка и истертая кожа колета. Орк слеп, и ведет его лишь голос Аларика. Тяжелым шагом посланник подходит к принцу и садится у его ног.
Я почти протягиваю руку, чтобы коснутся нитей воли. Дроу крепко держит мертвого, и не стоит ему мешать.
Аларик склоняет голову. Его коса черной змеей скользнула по плечу.
Орк протягивает руку — и Аларик отламывает первую фалангу его указательного пальца. Лакомится костью, желтой, будто сливки.
Я вижу, как губы его изгибаются в жестокой усмешке.
— Согласен.
Орк поднимает лицо и смотрит на принца пустыми глазницами. Аларик ставит глиняную тарелку перед мертвецом, и тот насыщается духом, запахом угощения.
Когда ритуал закончен, орк вновь устраивается на своем последнем ложе. Из окна мы наблюдаем, как кости скрываются в объятиях серого песка, уходя все глубже.
— Что он сообщил тебе? — тихо спрашиваю я.
Супруг проводит ладонью по подоконнику и поворачивается ко мне.
— Хаиш просит о встрече. Беда у него.
Аларик приложил руку ко лбу.
— Уверен: дело в безопасности его женщины и его сына. Иначе на этот шаг он не пошел бы.
***
Я стала за спиной супруга, обняла его и поцеловала в шею.
— Держать мертвого — занятие утомительное. Оказывается, некромантия — магия не только жестокая, но и грязная, — задумчиво сказала я.
— Это грязно? Когда-нибудь я покажу тебе, как бывает, если труп еще довольно свежий.
Потрясающе.
— Уверена, зрелище незабываемое. И познавательное. Послушай, — я потерлась щекой о плечо дроу, — а те, кого ты поднимаешь, одинаковы?
— Нет, — принц покачал головой. — Подобные тому, которого ты видела сейчас, управляются исключительно моей энергией. Послабление — и он выйдет из-под контроля. По сути, эти мертвецы движимы только своим голодом и своей тоской. А высшие поднятые, когда дух возвращается в свое тело на время, сохраняют очень многое от своей личности.
Любопытно, подумала я, наслаждаясь теплом рук Аларика.
— У меня тоже вот есть вопрос.
— Да?
— Твои руки случайно находятся так низко? Или — намеренно?
Любимое мое чудовище, ты ведь знаешь, что женщины коварны?
— А если и намеренно?
Аларик повернулся, взял меня на руки и сел на пол, прислонившись спиной к стене. Воспользовавшись случаем, я сразу же к нему прижалась, обняв за плечи.
— Идея великолепная. Но ты замерзнешь.
— Нет, я собираюсь согреться.
Мои руки оказались под его свитером. Я скользила кончиками пальцев по шрамам и рубцам, наслаждаясь контрастом горячей кожи и ветра, пропахшего солью и эвкалиптом.
Мне хорошо с ним. И разговаривать, и молчать.
Оба мы, не сговариваясь, не слишком торопились возвращаться. Политические вопросы — политическими вопросами, но мы все же муж и жена. А обсуждений тонкостей дипломатических отношений, думаю, будет еще достаточно. А пока — я пила из бортхи горячий чай с мелиссой, наслаждалась поцелуями своего супруга и слушала его рассказ об особенностях приготовления церемониальных блюд.
— Рисовая вода и мука. Мягкое тесто означает плоть, печеное — кости. Горячее масло, смешанное с кровью, впитывает слова и мысли.
Значит, вот как Хаиш разбудил брата.
Я погладила Аларика по руке. Нет смысла спрашивать, жалеет ли он мертвых.
Нет.
Еще когда принц дрался с Мариусом, а затем — и видя воспоминания супруга, я заметила одну особенность. Он почти никогда не уклонялся от ударов. И его воины тогда, во время боя с верами — не уклонялись. Они не жалели ни себя, ни противников.
Если подумать, это совершенно естественно для тех, кто знает грязь и скорбь смерти. Не торжественную, будто запах кипариса, печаль, а сладкое, восковое тление. Жгучую зависть и злобу. Это пропитывает все существо, будто кленовый сироп — кусок кукурузного хлеба. Вообще удивительно, как после подобного можно испытывать радость. И когда ты осознаешь, что даже самый близкий, уйдя, способен будет разорвать тебя на части, вымещая свою боль, стоит тебе только проявить слабость — как решиться на доверие? Сохранить милосердие?
У каждой расы — своя расплата за силу.
— Есть еще кое-что любопытное, — говорит Аларик. И вновь эта жестокая усмешка.
— Что же? — провожу я по волосам своего мужчины.
Аларик смотрит в мои глаза. Он вновь делает правильный выбор: говорит правду.
— Ради заключения союза между итилири и орками, в залог честных намерений, Хаиш готов отдать мне в жены свою сестру.
***
— О, вот оно что, — я улыбаюсь нежнейшей из своих улыбок, проводя кончиком пальца по губам дроу. — Тебе повезло, что Хаиш согласился отдать свою родную кровь такому жестокому и подлому ублюдку, как ты.
Злость придает мне сил. Я бью Аларика по лицу, наотмашь, и на его коже остается алая линия от тяжелого перстня на моей руке, будто полоса рассвета.
Кстати, о перстне. Я снимаю его и бросаю за окно. Не нужен он мне больше.
— Драгоценная, ты что творишь? — принц держит меня, не позволяя встать.
Я бью его еще раз.
— Отпусти меня. Иначе…
— Не отпущу.
Ну что же. Я произношу мысленно слово активации. Мои глаза утрачивают остроту зрения, будто подернутые молочной пеленой, и обоняние становится моим проводником. Выскользнуть из рук Аларика теперь легко — жестокая плавность движений моего нового тела помогает, а кровь, холодная, будто шелк, возвращала способность мыслить хоть сколько-нибудь здраво.
Благодарю приютившую меня змею — она прекрасна, с серой чешуей, переливающейся, будто перламутр, — и та возвращается во владения Мудрейшей, а мое тело — вновь в воплощенном мире.
Аларик стоял уже в двух шагах от меня и смотрел, как зверь на загнанную добычу.
— Ты ведь знаешь, что я больше не смогу быть ни с одной женщиной, кроме тебя. Я дал клятву, помнишь?
— Нет, это ты забыл, — я прижалась к стене и скрестила руки на груди. — Именно поэтому, думаю, и сказал «согласен». Ты внезапно понял, что я тебя не устраиваю? Или одной тебе мало?
— То есть ты думаешь, что я ждал тебя столько времени, чтобы затем, как ты говоришь, внезапно, жениться на другой? — вкрадчиво спросил дроу.
Его ладони на каменной стене по сторонам от моего лица, а губы — так близко.
— Все равно. Ты ведь согласен. Жениться на другой согласен, я имею в виду.
Хватит. Я мягко касаюсь его щеки — и тут же царапаю ее, желая причинить боль.