Ашер откинулся на подушки, привлек любимого к себе и запустил клыки в его плечо.
— Холодная ты, равнодушная тварь. Нет, чтобы наслаждаться ниспосланным нам блаженством — он все о тренировках.
***
Иногда случается так, что кто-то совершает слишком много ошибок, говорит супруг, помогая мне прикрепить к блузе камею с фиолетово-зеленым, переливчатым агатом.
— И кажется мне, одной из самых страшных ошибок ты считаешь то, что Мариус посмел считать меня шлюхой?
— О да. Несомненно, — Аларик неторопливо застегивает пуговицы своей темно-синей рубашки.
Затем он подходит ко мне и касается губами виска.
— Ты не обязана присутствовать при этом.
— А мне кажется, я должна. Не хочу, чтобы меня заподозрили в слабости.
Мой принц потерся носом о мою щеку. Я чувствую, что он улыбается.
— Первые шаги на нашем совместном пути ознаменовались победой. Думаю, это хорошо.
Я крепко обняла супруга и прижалась лбом к его плечу.
— Надеюсь, так будет и дальше.
Зная, что время уже назначено, я будто старалась оттянуть неизбежное: отправилась поприветствовать родителей, а затем решила навестить Розали — вчера она показалась мне очень усталой и опечаленной чем-то.
Оказалось, что в комнате драконесса была не одна: Лайолешь пришла выпить к подруге чашку утреннего чая. Разговор, само собой, зашел о том ритуале, что должен был произойти вскоре.
— Я не думаю, что нам стоит присутствовать там, — сказала эльфийка, обмакивая кусочек сыра с орехами в мед. — Это не наша… церемония.
— Дьяр и Лука очень помогли моему супругу, — мягко напомнила я.
Лайолешь усмехнулась.
— Он. Не я. Это их мужские соглашения. Но если ты захочешь, я могу быть там.
На диван рядом с нами села драконесса.
На ней вязаное платье цвета охры длиной до колена, подчеркивающее ее изящную фигуру. Тонкие руки, которые держат чашку кофе с корицей, дрожат.
— Мне бы так хотела выразить благодарность за твою поддержку, но знаешь…
Я собралась уж было сказать, что понимаю ее решение, тем более, что наверняка сейчас она чувствует себя более уязвимой из-за беременности — но дело было вовсе не в этом.
— Когда я лишь училась управлять своей силой, я не была достаточно… усердной в этом, — драконесса опустила глаза. — Мои родители очень баловали меня. Считали, что придет время — и я сама пойму, что значит ответственность. Самоконтроль.
Несколько мгновений тишины вязкой, будто нуга.
— И я поняла. После того, как на некоторое время утратила возможность летать и контролировать свою стихию из-за того, что моим удовольствием стали мучения других. С тех пор…
Лайолешь обняла девушку за плечи и сказала очень спокойно:
— Эти смерти — не твоих рук дело.
Я смотрю на прелестную драконессу, вижу как рвется наружу пламя румянцем на щеках, и думаю о том, чем ей придется заплатить за свои ошибки.
Ошибки. Нынче это важная тема, кажется.
***
Завтрак стал для меня серьезным испытанием. Стоило мне взять булочку, посыпанную кунжутом, разломать ее — и хруст ломающейся корочки сразу же напомнил мне хруст костей Мариуса в той незабвенной его драке с Алариком.
Я не была уверена в том, что я смогу достойно выдержать предстоящее зрелище — но была полна решимости. Тем более, что рядом будут матушка и отец, дабы подхватить меня, если я упаду.
***
Венец в волосах. Меховая накидка. Складки на лиловом бархате длинной юбки. Камни главной площади, серые, гладкие. Молочное тусклое небо и горячий кардамоновый чай.
Дубовое дерево помостов, темное, пахнущее пряно. Два острых полумесяца в тяжелых косах королевы и плотное белоснежное кружево ее платья, оставляющего на виду лишь кисти рук и узкое лицо с высокими, хищными скулами.
Волосы итилири, белые, будто лепестки жасмина. Черные, будто перья ворона.
Безмолвие. Мои пальцы и пальцы Аларика, переплетенные. Осанка леди Сиенны безупречна, как всегда. Широкие браслеты на тонких запястьях, и выгравированные змеи холодно и равнодушно наблюдают за мучительной и изысканной казнью.
Ее Величество не делает различия между живыми и ушедшими. От прикосновения Мирабеллы, легкого, как перышко голубки, распадаются в прах тела мертвых веров — и тело Мариуса. Я замечаю цвета обнажающихся внутренних органов: туманно-сливовый, карамельный, яблочно-красный. Черная лакрица распадающихся тканей и сахарно-белые кости.
Полные ярости и боли крики. Сладкий запах тления. Воистину, Аларик действительно более милосерден.
Королева говорит что-то, в ее словах я слышу шорох черных ветвей промерзших деревьев и стремительный бег зверя.
Ветер поднялся внезапно. Кажется, его вой звучал прямо в моей голове. Ледяной ветер и горячие пальцы Аларика на моей руке.
Я повернула голову к супругу. Его глаза закрыты, и прожилки на веках от холода темны, как ежевичный сок.
Ветер питается прахом мертвецов, лежащим на отрезах дорогой парчи, и Аларик впитывает эту скорбь. Он становится сильнее.
Наверное, это все же хорошо. Он ведь мой мужчина, и я желаю ему силы. Но для меня сила эта горька, и немеют кончики пальцев, будто от студеной воды.
Не бойся, родная. Не бойся.
Я слышу голос супруга, и воцаряется блаженная тишина.
***
Ты готов отказаться?
Аларик пристально смотрит в мое лицо.
Отказаться?
От того, чтобы забирать силу у мертвых сейчас.
Кто-то другой мог бы ответить мне: я отказываюсь от этой силы. Или — я отказываюсь от тебя. Ведь ты столь самоуверенна. Но мой супруг не был бы собой, поступи он столь предсказуемо.
Согласен. Я не стану ее забирать. Я отдам ее тебе.
Венец на голове стал тяжелее. Мои коготки, что я ощутила тогда, на церемонии нашего бракосочетания — еще острее.
Я не боюсь. Я не знаю, что такое страх. Я забыла его лицо.
Когда мы спускались по деревянным ступеням, я едва ли не первый раз в жизни порадовалась тому, что высока — выпрямившись во весь рост, довольно успешно можно было играть в спокойствие перед всеми итилири, что наблюдали за мной. Они должны видеть перед собой достойную быть их правительницей.
— С тобой все хорошо, милая?
Мы вернулись уже во дворец, и родители зашли в наши комнаты — удостовериться, что я в порядке.
— Честно говоря, не знаю.
Я склонила голову на плечо отца.
— Вряд ли.
Сэр Томас погладил меня по волосам и вздохнул.
— Ты должна все серьезно обдумать. Возможно, тебе стоит оставить Аларика и уйти из Феантари. Мы поддержим любое твое решение.
— Благодарю, — я сжала руки матушки и отца, что сидели по сторонам от меня. — Сейчас мне необходима горячая ванна. А затем уж решим что-то.
— Конечно.
Я не хотела видеть камеристок, потому приготовила ванну для себя сама.
Розовое масло, несколько глотков розового вина, свечи в высоких золотых канделябрах — прекрасно. Очень расслабляет. Я смотрела на небо сквозь высокое окно. Оно было столь же тусклым, молочно-слепым, как и во время…
— Ты можешь убить меня, если тебе так станет легче пережить то, что произошло.
Аларик, скрестив ноги, садится на пушистый ковер у мраморной ванны.
— Они сыты? Твой народ?
Я опускаю руку и касаюсь щеки моего принца.
— Эта энергия вкусна для них? Для Хаана?
Супруг кивает молча, подтверждая мои слова. Да.
— Тебе не стоило отдавать мне эту силу. Ты же знаешь, она… чужда мне.
Аларик поднимает голову, и я почти испугана тем, что вижу на его лице: жестокую, темную радость.
— Зато она может помочь тебе защитить себя — если меня не будет рядом.
Я улыбаюсь и делаю еще глоток вина.
— То есть, ты все же намерен погибнуть, совершая великие дела?
— Было бы прекрасно. Но даже в этом случае я обязан позаботиться о тебе, — дроу коснулся поцелуем моей ладони.
Он не лжет мне. Он ведь не глупец.