Потому как ветер на берегу пробирает просто до костей. Вода тяжелая, медленная, темная — как и в тот раз, когда мы были здесь впервые с моим принцем. Соленый ветер и небо цвета миндального печенья.
Костер, согласно традиции, горел на ветвях ивы и яблони. Дерево мертвых и дерево живых. Я вижу темно-янтарные блики огня на лицах тех, кто сидит рядом. Интересно, мое собственное выглядит столь же… чужим?
Свой однолезвийный палаш правитель орков кладет на севере, дальше от костра.
И в металле оружия отражаются четыре фигуры. Они смотрят на Хаиша, они пришли, и их шаги по мокрому холодному песку совершенно бесшумны.
Светлый эльф, пугающее совершенство черт которого не портило даже то, что левая сторона его челюсти скалилась жестокой улыбкой — там, где на его лице не было кожи. Безмятежный и совершенно безумный взгляд темно-сапфировых глаз.
Два дракона. Один черноволос, изящный и пугающий, будто хлыст. Ему вспороли живот, видимо, и гибкие лиловые лозы его внутренностей поддерживаемы лишь тонкой кожей его колета. Другой же — почти мальчишка с рыжими волосами, что испачканы алой, будто лепестки роз, кровью — у него проломлен череп. Мальчишка надменный, янтарноглазый.
И дроу. Тот самый, который менялся местами с моим принцем во время драки с Мариусом.
— Примите мои дары.
Правитель орков поднимается во весь рост. Теперь оливковой кожи его обнаженных рук, не скрытых мехом жилета, свет костра будто не касается. Хаиш ставит бронзовые блюда перед мертвецами, у их мертвых ног.
— Я отвечу за то, что сделал. Но не время еще, — серые глаза орка потемнели, в черноту почти, — мне нужна моя жизнь. Мой долг еще не исполнен.
Эльф всего на мгновение переводит взгляд на Анну. Девушка с честью выдержала испытание — не вздрогнула даже, скрыла свой страх за мраморной неподвижностью. Возможно, это и определило благосклонный ответ. Мертвецы садятся на песок и приступают к трапезе. На их пальцах — своя и чужая кровь, родная и чужая земля.
В их движениях — дикий голод и холодная плавность смерти.
Как завороженная, я смотрю на них, и единственной реальностью кажется мой супруг — и его объятия. Единственным, что дарит мне тепло.
***
Они простили? — спрашиваю мысленно я у супруга.
Возможно.
Едва ощутимое прикосновение губ к моему виску.
Не бойся.
Не боюсь. Ты ведь рядом.
В полной тишине, не нарушаемой даже шорохом волн, мы смотрим на то, как едят пришедшие, и трапезничаем сами. Надо сказать, даже в смерти наши гости не забыли о своем происхождении — несомненно, благородном, — и я вынуждена признать, изысканность манер в сочетании с тем, как выглядели их воплощенные тела, пугала меня так, как мало что в жизни. Линии шрамов, темные, подобно ячменной патоке, изувеченные черты и изящные вилки в испачканных багровым и черным пальцах.
Совершенно естественно, что сами мы не едим почти ничего. Немного хлеба и сыра. Но таков ритуал — мы должны разделить трапезу с мертвыми.
Эльф проводит кончиком темного, узкого языка по обнаженным резцам, там, где на левой нижней стороне его лица не было кожи. Анна, замечая это, едва заметно вздрагивает, и пальцы ее крепче обхватывают запястье Хаиша. На лице светлого я вижу тень улыбки. Наверняка, будучи живым, он ценил хорошую шутку, с печалью подумала я. И явно любил производить впечатление на красивых девушек.
Мой страх растаял, как молочный туман. Я коснулась легко щеки Аларика, показывая, что одобряю то, что он собирается сделать.
Мой принц подходит к самой кромке моря, и соленая, темно-серая, как крылья голубки, вода ластится к его ногам. Я вижу, как он подносит запястье к губам и слышу запах драгоценной меди. Его кровь падает в воду.
Несколько мгновений ничего не происходит, а затем на поверхности появляются большие синие рыбы — те самые, которые, по поверью, способны утолять страдания мертвых.
Когда Аларик возвращается к нам, в его руках четыре рыбы. Эльф, каждый из драконов и итилири получают по одной.
Они пьют холодную кровь, вкушают перламутровую, бледную плоть. Это омерзительное зрелище меня откровенно заворожило. Я подумала было сделать еще глоток чая с чабрецом, но отставила чашку.
Хрупкие рыбьи кости крошатся под подошвой тяжелого сапога темноволосого дракона, когда тот делает несколько шагов вперед. Он говорит что-то, говор у него удивительно мягкий и плавный. А после они уходят. Будто вновь растворяются в металле палаша.
Хоть и укутанные в теплые пледы, мы с Анной дрожим. Хаиш и Аларик переглядываются. Нам больше нечего делать здесь.
— Пора уходить, — говорит орк, привлекая к себе свою женщину.
***
— Только если я буду рядом.
Аларику, кажется, не по вкусу моя идея отправится в мир людей, дабы развлечься немного. Его настораживает тот факт, что пригласила меня Анна. Я разделяю это беспокойство, потому вовсе не против пойти вместе с супругом.
— Конечно. Мой большой страшный волк защитит меня. Но, говоря откровенно, я не чувствую опасности.
Мой принц весьма скептично посмотрел на меня, но я не обратила на это внимания и накрыла его руку своей, помогая расстегивать пуговицы на джемпере.
— Она утверждает, что человеческие мастера тоже способны создавать различные красивые вещи и готовить вкусную еду. Возможно, мы выберем что-нибудь для убранства нашего дома. Я уверена, Анна рассказала бы тебе об этом сама, но она тебя боится.
— С чего бы это? — усмехнулся Аларик.
— Не будь столь скромным, — я провела кончиками пальцев по его щеке.
— Ты устала, моя драгоценная? — дроу коснулся нежно поцелуем моих век.
Я кивнула. Действительно, замечательно было бы отдохнуть. Сегодня был насыщенный день. И сейчас, когда я утешила уже Анну после жестокого ритуала — мой мужчина утешает меня. Я ведь не просто так пришла в его объятия. Я совершенно беззастенчиво пила его силу, чтобы восстановиться — и как всегда, он это мне позволил.
— Я проверю, как отец себя чувствует, закончу кое-какие дела, и вернусь к тебе, родная.
Этот мягкий шепот ничуть не обманул меня.
— Ты не веришь нашим гостям и собираешься предпринять меры безопасности?
Аларик улыбается. Отходит на несколько шагов, снимает джемпер и бросает его кресло.
— Лапушка, Анна меня не интересует. Мне плевать на то, лжет она или нет. Но меня интересует твоя жизнь и твоя безопасность. Я не допущу, чтобы тебе что-то угрожало.
— Мне нравится твое серьезное отношение к важным вещам.
Еще одно прикосновение губ к моей ладони — и он уходит. А я переодеваюсь в белую пижаму из шелка, умываюсь, расчесываю волосы и думаю о том, стоит ли мне волноваться об Анне. Оценив ситуацию, я пришла к выводу, что нет. Я доверяю своим ощущениям, а они говорят, что рыжеволосая красавица не желает мне зла. Но, в любом случае, мы с Алариком должны быть готовы к любым поворотам пути.
А когда вернулся мой супруг, он рассказал мне, что в то время, когда мы говорили с мертвыми, с Ее Величеством говорила Рисса, первая из гильдии ювелиров. По ее словам, у князя оборотней имеется в казне аквамарин, который, возможно, и есть тот самый камень с заключенной в нем душой Мириэллы, возлюбленной Северного ветра.
***
— Я не стану делать этого.
Аларик склоняет голову к плечу и смотрит на Кариззу совершенно спокойно.
— Ты меня всегда просто заебывала своим своеволием.
Тигрица вздрогнула, услышав столь жестокую грубость. Сузила зло глаза.
— О, уверена, своеволие этой девчонки, которая стала твоей женой, доставляет тебе гораздо больше удовольствия.
— Ну разумеется, — дроу кивнул утвердительно. Он оставался серьезен, но в глазах его плясали искорки темного веселья. — Меня согревает любовь, что есть между мною и ней. Меня согревает ее тело по ночам. И то, что все происходит добровольно.
Каризза молча смотрела на принца. Он сидел на каменном полу своей старой спальни. Так близко от нее. Прекрасен, как всегда. Эти черные волосы, распущенные свободно по плечам, так и манят прикоснуться. Этот ублюдок остался ее слабостью и сейчас — после всего, что сотворил с ней. Еще более жестокий, чем всегда. Ведь известно, что истинно жестоким зверь становится лишь обретая то, что он готов защищать.