— Как? — Диана была искренне разочарована.
— Да-да, — вздохнул Дамблдор, — воскрешать мертвых невозможно, что бы там ни говорили те, кто клянется, что им это удавалось. Это противоречит законам бытия, согласитесь, что вернуть жизнь может только тот, кто ее дал, а потом отнял. Так что эта книга — всего лишь красивая обманка для наивных душ, вообразивших себя способными встать на место Создателя.
— И что, не существует совершенно, ну абсолютно никакого способа возвращать людей с того света? — Диана все не могла поверить, что даже магия не способна победить смерть.
— Как вам сказать, — Дамблдор отошел к окну и начал рассказывать оттуда, не глядя на нее, — есть сведения, что в средневековой Испании жил человек, которому это удалось. Якобы он получил этот дар от неких потусторонних сил. Ему дважды удалось успешно провести обряд возвращения с того света — по отношению к своей жене и сыну, умершим во время эпидемии холеры. Но после того случая вся его семья исчезла при весьма таинственных обстоятельствах. Тел не нашли и следы их затерялись. Покинули ли они страну или их настигло возмездие за то, что пошли против законов природы — неизвестно. Так или иначе, вместе с тем человеком исчезло и знание о воскрешении из мёртвых.
Директор вернулся к столу и снова сел, внимательно глядя в глаза Диане.
— Я вам это рассказал, чтобы вы всегда знали — способов воскрешения тех, кто от нас ушел не существует.
Диана молчала глядя в стол. Непонятно, как могло ей в будущем пригодиться это знание, но она решила твердо запомнить сказанное Дамблдором.
Затем директор вдруг спросил ее:
— Диана, а как ваши предки попали в Россию?
Она пожала плечами:
— Точно знаю, что до России они жили в Польше. Какими путями они попали в Польшу — это большой вопрос. Думаю, их немало помотало по Европе, как вы понимаете, нам не были особо рады нигде.
Дамблдор подошел к книжным полкам и принялся изучать содержимое одной из них.
— Не хотите ли чего-нибудь еще почитать? — спросил он.
Диана слегка растерялась — не каждый день директор предлагает книги из собственной библиотеки — и, естественно, согласилась:
— С удовольствием, сэр. Что-нибудь на ваш выбор.
Директор снял с полки небольшой томик в черном переплете и протянул его Диане.
— Думаю, это будет вам близко.
Это была книга «Каббала».
Глава 7
Был урок по уходу за магическими существами, урок, который Диана мягко говоря, недолюбливала (ей не доставляло никакого удовольствия возиться со всякими малопривлекательными и часто опасными тварями) и который она терпела исключительно из-за симпатии к преподавателю — профессору Краусу. Последний сегодня притащил целый выводок недавно родившихся гиеновых моронгов — нечто среднее между африканской гиеной и мантикорой. Моронги, маленькие и полуслепые, еще могли показаться трогательными и беззащитными, но взрослые особи довольно метко плевались ядом и могли разодрать до мяса руку или ногу своими длинными и острыми, как у рыси когтями, оставляя после себя месяцами не заживающие раны. Впрочем, польза от этих тварей была, и довольно существенная — из их яда готовились многие противоядия.
Профессор Краус, среднего роста, худощавый, даже хрупкий мулат с курчавыми с проседью волосами, увлеченно рассказывал о повадках моронгов. Диана, с отвращением разглядывая детенышей, слушала его объяснения вполуха, не в силах избавиться от сонливости — это был первый урок, а она накануне почти полночи писала длиннейшее эссе по свойствам валлийского папоротника и его применении в зельеварении. Поэтому она вздрогнула, когда Краус обратился к ней с каким-то вопросом. Она уставилась на него, стараясь не показать, насколько ей безразличны эти скулящие по-щенячьи малявки, ползающие по огромной ивовой корзине, в которую заботливый Краус постелил соломы.
— Простите, сэр, я засмотрелась на них, — смущенно пояснила Диана, надеясь, что ее лицо не слишком выдавало ее истинное отношение к этим существам.
— Я спросил, знаете ли вы, какие болезни можно лечить с помощью яда моронгов, — спокойно повторил вопрос профессор, даже не обидевшись на невнимательность своей студентки. Краус, как всегда, был само дружелюбие и толерантность, за что его и любили ученики.