Перкинс залился краской и еще ниже опустил голову.
— Отлично. Значит, я сейчас иду к Дамблдору и ставлю вопрос о вашем отчислении.
И тут от двери раздался писклявый голосок:
— Он называл Диану грязнокровкой, сэр…
Повисла очередная гнетущая пауза, а затем Снейп спросил, обращаясь к Диане:
— Это правда?
Не получив ответа, он повторил вопрос:
— Перкинс, отвечайте это правда?
Перкинс продолжал молчать.
— Рассказывайте, Мид.
— Он…— заикаясь, начал Мид, — называл ее грязнокровкой и… говорил, что ей не место на Слизерине и… ее надо проучить…
— Сколько раз он так называл ее?
— Всегда… Когда видел ее, называл…
Диана, наконец, решилась перевести взгляд на декана. Тот глядел куда-то вбок, по лицу его пробежало странное выражение, словно отголоски каких-то воспоминаний. Затем, не глядя на Мида, произнес:
— Мид, вы можете идти. Помалкивайте о том, что произошло, иначе будете иметь дело со мной. А с вами, — это Диане и Перкинсу, — будет особый разговор…
Весь оставшийся семестр превратился для Дианы и Перкинса в одну сплошную отработку. Мойка котлов, уборка в больничном крыле, возня с реактивами и компонентами для зелий без перчаток — фантазия у Снейпа была богатая, а работы в Хогвартсе — непочатый край. Диана не знала, что он наговорил Перкинсу (и наговорил ли вообще), но после случая в туалете тот боялся даже смотреть в ее сторону. Кроме многочасовых отработок для каждого из них существовало и другое наказание: для Перкинса — страх, что эта психованная может в другой раз просто убить, а для Дианы — муки совести и стыд. Больше всего она боялась, что о ее «подвиге» узнает мать. К тому же Снейп снял со Слизерина целых пятьдесят баллов, чего не делал раньше никогда. И чтобы доконать ее окончательно, лишил ее квиддича, дисквалифицировав до конца учебного года:
— Чтобы вы как следует прочувствовали то, что натворили, сообщаю вам, что поле для квиддича вы теперь сможете видеть только со зрительской трибуны. И это еще при условии, что я не найду вам другого занятия на время матча.
— Сэр, — чуть дрожавшим от сдержанных слёз голосом сказала Диана, — если Перкинс еще раз обзовет меня или нападет, я сделаю это снова. И можете выгонять меня, мне все равно…
— Не нападет, не бойтесь, — хмыкнул Снейп.
— Вы уверены?.. — но Снейп вместо ответа так посмотрел на нее, что она снова сочла за лучшее заткнуться и не вступать в дискуссию.
Снейп выполнил угрозу — первого матча семестра Диана не видела — она отсиживала «срок» в классе зельеварения. О результатах игры ей сообщил Тони Лакост — вратарь и капитан слизеринцев:
— Мы продули!!! Мы продули, и кому — Хаффлпаффу!!! И ты знаешь с каким счетом?! Пятьдесят — двести восемьдесят!!! Их ловец поймал снитч, и они выиграли!!!
Диана, которая и без того была в достаточно гнусном настроении, огрызнулась:
— А я-то тут причем!!! Я не виновата, что у нашего ловца глаза на заднице, я всего лишь охотник!!!
— Да? А ты знаешь, кого мы были вынуждены взять вместо тебя? Джека Лори! Да он на метле еле держится и ворот в упор не видит от страха!
— Возьмите другого!
— Кого другого? Другие еще хуже!
— Позаимствуйте игрока у Гриффиндора, они будут рады услужить!
Лакост истерически засмеялся, но потом, успокоившись, спросил:
— За что Снейп на тебя так взъелся?
— Да ну, — пряча глаза, ответила Диана, — ты что — Снейпа не знаешь, слова ему против не скажи… Это за нашу с Перкинсом потасовку в Большом зале.
— Да, Перкинс — редкий утырок, — согласился Лакост. — Как его вообще на Слизерин взяли, он же бездарен как табуретка.
— С таким папочкой как у него можно родиться сквибом и учиться в Хогвартсе.
— Слушай, а может попросить Дамблдора, чтобы он попросил Снейпа, чтобы тот разрешил тебе играть? — заискивающе спросил Лакост.
— Не вздумай! — испугалась Диана. Не хватало еще Дамблдора впутывать в наши разборки!
«Не хватало, еще, чтобы директор узнал о том, что произошло в женском туалете! Я тогда точно вылечу из школы!»
Теперь она еще больше времени проводила в библиотеке, в часы, свободные от отработок и тренировок. У нее была мантия-невидимка, правда, уже довольно старая и поэтому плохо скрывающая, но если не двигаться в ней, когда кто-либо рядом, она еще позволяла создать иллюзию отсутствия. Ее так и подмывало с помощью этого «камуфляжа» тайком забраться в запретную секцию и разжиться там очередным фолиантом о темных искусствах, но теперь она вынуждена была стать тише воды, ниже травы, достаточно уж того, что она совершила. Суровость наказания при отсутствии явного состава преступления привела к тому, что на нее сочувственно начали поглядывать деканы других факультетов. Как-то декан Гриффиндора Минерва МакГонагалл тихонько спросила ее, когда она выходила из класса после урока трансфигурации: