Кингсли благодарно кивнул и вместе с Боунсом и Уизли уткнулся в папку.
Томительно потянулись минуты. Кингсли вместе с двумя своими заместителями тщательно изучали все отмеченные Дианой места. Время от времени они о чем-то неслышно переговаривались, то и дело бросая на Снейпа красноречивые взгляды. Щеки Боунса пошли красными пятнами, Уизли то и дело протирал платком вспотевший лоб, только лицо самого министра казалось непроницаемым. Наконец, Шеклболт поднял голову и произнес:
– Господа заседатели, прошу вас ознакомиться с представленными материалами.
Папка пошла по рядам. Диана пристально наблюдала за реакцией людей на прочтение заложенных ею страниц. Кто-то принимался энергично перешёптываться с соседями по скамье, кто-то впадал в глубокую задумчивость, у кого-то начинали бегать глаза. В числе последних были Фадж и МакДафф. Диану вдруг кольнуло неприятное предчувствие, что эти двое (да и не только они) могут предпринять отчаянную попытку и привести досье в нечитаемое состояние. Хотя при таком скоплении народа это бы означало расписаться в том, что у них рыльце в пушку.
Так прошло больше получаса. Диана чувствовала, что ладони у нее взмокли так, словно она их сунула под кран, а сердце колотится уже где-то в районе горла. Ей больших трудов стоило сохранять внешнюю невозмутимость. Поттер нервно грыз ногти и все время вертел головой, следя за перемещениями папки по рядам. Снейп… Снейп с непроницаемым, как у индейца, лицом сидел неподвижно, только слегка постукивал указательным и средним пальцами правой руки по подлокотнику.
Наконец, досье вернулось за стол председателя суда.
– Все успели ознакомиться с материалами, представленными свидетельницей? – спросил он, ответом ему было нестройное «Да», прокатившееся по залу. – Ваш вердикт, мистер Ларкин? Что вы можете сказать по поводу подлинности этих записей? – Это действительно почерк Альбуса, – отозвался откуда-то с верхнего правого ряда седой волшебник со следами драконьей оспы на смуглом лице. – И печать – тоже его. Вне всяких сомнений.
Кингсли набрал воздуха в грудь, и Диана уже готова была услышать от него сакраментальное «Суд удаляется для принятия решения», но министр внезапно передумал и снова принялся изучать содержимое папки. Странно усмехнувшись, он обратил внимание своих заместителей на одну из страниц досье, на которою Диана не ставила закладку. Боунс с Уизли переглянулись и дружно, словно по команде обернулись назад, явно ища глазами кого-то. Уизли открыл было рот, чтобы задать возникший у него вопрос, но Шеклболт положил руку ему на плечо и что-то негромко произнес, до Дианы донесся конец фразы:
– …Так мы тут до второго пришествия просидим, пора заканчивать с этим… Полагаю, суд готов удалиться для принятия решений, – эти слова он произнес уже громко.
В полном молчании, нарушаемом лишь шорохом мантий да стуком обуви по мраморным полам, судьи начали медленно покидать зал. Многие разглядывали Снейпа с откровенным любопытством, но кое-кто с неприязнью. Как только последний заседатель покинул зал, приставы увели и подсудимого. Диана вернулась на свое место.
Она ощущала, что ей начинает не хватать воздуха, легкие словно склеились и никак не хотели расправиться, чтобы нормально вдохнуть. Она вытерла совершенно мокрые ладони о свои колени и прикрыла глаза. Мучительное напряжение этих последних, самых тяжелых минут суда, когда фактически решается судьба человека, проявлялось ставшей почти болезненной чувствительностью к звукам, очертаниями предметом и даже телесным ощущениям. Собственная одежда казалась ей тяжелой и неудобной, поверхность деревянной скамьи больно врезалась в ягодицы и спину, а чинная тишина в зале давила на уши. Хотелось закричать, чтобы хоть немного освободиться от этого сводящего с ума напряжения. Она стиснула зубы и уставилась прямо перед собой, отчаянно стараясь «сохранить лицо».
«Успокойся, Беркович, – приказала она себе. – Никто ничего не выиграет, если ты расклеишься прямо тут. Что бы эти тюфяки в фиолетовых мантиях не решили сейчас, я его все равно «вытащу». Убью, обману, устрою революцию, но «вытащу». Она мстительно усмехнулась своим мыслям. – Встать, суд идет, – тихий голос секретаря в тягучей тишине полупустого зала прозвучал громче выстрела. Диана, вцепившись в локоть Поттера, поднялась на ватных ногах. Места судей постепенно начали заполняться, она в безумной надежде понять, что кроется за торжественно-постными выражениями их лиц, пристально вглядывалась в каждого, но обычная проницательность изменила ей. Последним в зал вошел Шеклболт, в руках которого по-прежнему находилась заветная папка. И только после этого снова ввели Снейпа.
Дождавшись, когда судьи рассядутся и в зале воцарится полная тишина, Шеклболт обвел всех многозначительным взглядом и сказал:
– Поскольку господа Фадж, Долиш, МакДафф и Брэдли досрочно сложили с себя полномочия судей, Визенгамот вынужден будет вынести приговор в урезанном составе. Итак: кто за то, чтобы признать Северуса Тобиаса Снейпа виновным по всем предъявленным ему обвинениям?
С остановившимся сердцем Диана следила за тем, как поднимаются руки судей. Одна, вторая, третья… начальник департамента магического транспорта Фриман, Селвин, Ярдли, чуть помедлив – Уэзерли-старший, еще несколько незнакомых ей человек. От волнения у нее едва не двоилось в глазах, поэтому ей показалось, что проголосовавших было около половины. Секретарь суда обвел своей палочкой поднявших руки, невербально пересчитывая их специальным заклинанием, после чего занес результат в свой протокол.
Шеклболт сухо кивнул и снова спросил:
– Кто за то, чтобы оправдать Северуса Тобиаса Снейпа по всем пунктам обвинения? Резко взметнулись руки Гестии Джонс, взиравшей на Снейпа если не с восторгом, то с благодарностью, Артура Уизли и Боунса, самого Шеклболта, затем Маккинона. Воровато оглядываясь, поднял руку редактор «Пророка» Кафф, затем странный то ли седой, то ли очень светловолосый мужчина – владелец и редактор эксцентричного журнала «Придира». Руки поднимались и поднимались, последними проголосовали фон Лаубш и отец одной из студенток-слизеринок, имени которой Диана все равно не помнила.
Секретарь повторил процедуру с подсчетом голосов, передал протокол председателю, после чего Шеклболт встал и, трижды ударив молотком по столу, торжественно произнес:
– Тридцатью голосами против шестнадцати суд постановил признать Северуса Тобиаса Снейпа невиновным и освободить прямо в зале суда.
Цепи на кресле подсудимого с лязгом исчезли, Снейп медленно поднялся с места, потирая затекшие запястья, и не глядя ни на кого, направился к выходу из зала, сопровождаемый жидковатыми аплодисментами. Следом за ним бросились Скитер, над плечом которой, весело подергивая кончиком, порхало Прыткопишущее перо, несколько фоторепортеров и корреспондент «Колдо-радио» с микрофоном наперевес.
В полной прострации Диана продолжала сидеть на своем месте, чувствуя неимоверную слабость. В мозгу ее билась одна-единственная мысль: «Оправдан!», в горле стоял ком, но сил встать и пойти за ним не было. Внешнее спокойствие и бесстрастность так тяжело дались ей за эти несколько часов, а теперь они словно приросли к ней и не хотели отпускать. Она была опустошена эмоционально настолько, что даже не нашла в себе сил обидеться на Снейпа, за то, что он, выходя из зала, даже не взглянул в ее сторону.
– Вы идете? – спросил ее Поттер, не дождался ответа и тоже бросился к выходу, расталкивая людей.
Зал почти опустел. Усилием воли Диана заставила себя подняться и почти бодрым шагом отправиться в сторону выхода. Хотелось плакать, то ли от радости и облегчения, то ли от пережитого, но глаза ее были сухи, только горячий ком в горле рос и рос, не давая нормально дышать. Хотелось немедленно вернуться домой, прижать к себе своего мальчика и не отпускать, никогда. Больно от того, что Снейп ушел из зала суда, не дождавшись ее, по-прежнему не было. В конце концов, он наверняка был потрясен и измотан происходящим куда больше, чем она, сказала она себе. Ему наверняка хотелось поскорее убраться отсюда, подальше от толпы и людей, несколькими часами ранее готовых скормить его дементорам, а теперь аплодировавших ему. Подальше от навязчивого внимания и нездорового интереса, а главное – подальше от Скитер, которая наверняка заготовила пару-тройку крайне нескромных вопросов.