Во втором часу ночи было весьма мало надежды застукать кого-нибудь, даже отчаянные гриффиндорцы, похоже, мирно досматривали десятый сон, поэтому с мечтой снять с них пару десятков баллов Снейпу пришлось проститься. Обследовав подземелья собственного факультета, он прошелся по корпусу Гриффиндора, встретив по дороге только Почти Безголового Ника, который молча, но церемонно раскланялся с ним. Скорее по привычке доводить все начатое до конца, чем действительно надеясь поймать кого-то, он решил проследовать в башню Рейвенкло.
Едва поднявшись на самый верх, он заметил у одной из стен странное темное пятно, смутно напоминающее очертания человеческой фигуры, скорчившейся на полу. Сунув руки в карманы сюртука, он бесшумно подошел к неподвижной фигуре и только собрался сказать что-нибудь особо грозное и язвительное, как к собственному огромному изумлению узнал в лежавшем лучшую студентку и старосту факультета Диану Беркович.
– Беркович, – прошипел он, – как это понимать!
Но девушка даже не пошевелилась в ответ и Снейп, склонившись над ней, принялся пристально вглядываться в ее лицо. Глаза ее были закрыты, запрокинутой головой она облокотилась на каменную стену. Она сидела, подтянув колени к груди, закутавшись в школьную мантию и обхватив себя руками, совершенно неподвижно.
Снейп нахмурился. То, что от девчонки пахло спиртным, было само по себе плохо, но его смутило другое. Слегка тряхнув ее за плечо, он попытался разбудить ее, но она тут же стала заваливаться на бок, не приходя в себя. Он снова усадил ее, прислонив к стене, и принялся слегка похлопывать по щекам. Никакой реакции не последовало, более того, Снейп заметил, что дыхание девушки настолько слабо, что она кажется мертвой или под действием Напитка живой смерти. Он взял ее за запястье и попытался нащупать пульс, впрочем, безуспешно. Затем прижал пальцы к ее горлу и, наконец, ощутил под тонкой кожей едва заметное биение. Пульс был очень редким и едва уловимым, и он убедился, что ее состояние напоминает больше наркоз, чем пьяный сон.
Подхватив безвольное и такое легкое тело студентки на руки и сдержано ругаясь, Снейп направился к себе в подземелья. Уложив ее на диване в комнате, выполнявшей функции одновременно гостиной и библиотеки, он первым делом стащил с нее мантию, после чего снова попытался привести ее в чувство. Невольно усмехнулся, заметив, что она где-то потеряла свою обувь. Теперь надо понять с чего девчонку так развезло – то ли у нее просто организм так реагирует на спиртное, то ли эти горе-экспериментаторы с чем-то его смешивали.
Снейп поднял валявшуюся на полу мантию и уже собрался, было, повесить ее на спинку стула, как заметил на ней большое темное пятно. Сейчас узнаем, чем же она так накачалась… Ну точно, отчетливый запах вина и чего-то еще, такого знакомого и такого… приятного… Сочетание хвои, озона и крепкого, только что сваренного кофе. Когда до Снейпа дошло значение этого «букета», он чуть не задохнулся от злости. Какой кретин на его собственном факультете (а в том, что напоили Беркович именно слизеринцы, сомневаться не приходилось) догадался подмешать Амортенцию в вино! Да любой шестикурсник должен знать, что в сочетании с эльфийским вином приворотное зелье полностью меняет свои свойства и превращается в мощное снотворное, способное погрузить в глубокий наркотический сон! Но теперь, по крайней мере, понятно, почему девчонка ни жива ни мертва, хотя и выпила, похоже, не так уж много.
Теперь уже громко ругаясь и обещая своим студентам «веселую жизнь», Снейп направился в лабораторию. Найдя нужный пузырек, вернулся в комнату. Приподнял голову Беркович и, разжав ей зубы, влил содержимое пузырька в рот, проследив, чтобы она проглотила зелье. Его разозлило не только то, что его студенты устроили попойку в стенах школы и напоили старосту. Действие вина, приправленного Амортенцией, могло вызвать более серьезные последствия, чем просто глубокий сон – в том числе и остановку дыхания, и судороги, и даже летаргию. Хорошо, что эта дурочка, кажется, расплескала половину вина на себя, значит, есть надежда, что в организм попало не очень много.
В течение получаса он следил за состоянием студентки, проверяя ее пульс и дыхание. К счастью, зелье начало действовать довольно быстро – через некоторое время она пошевельнулась и задышала глубже, а потом до него донеслось невнятное бормотание, что-то вроде «Больше не наливать…» Что же, завтра он вытрясет из этих раздолбаев всю информацию о том, что же произошло, а сейчас, пожалуй, лучше будет отправиться спать. Тем более, что Беркович, скорее всего, пробудет в «отключке» до обеда. Он подложил ей под голову подушку, справедливо предположив, что наутро ее голове придется несладко, прикрыл пледом и вышел из комнаты.
Это утро было самым отвратительным из всех за теперь уже семнадцать лет ее жизни. Диана очнулась, лежа на какой-то мягкой поверхности, уткнувшись лицом в подушку. Едва открыв глаза, она застонала от тяжелой, распирающей боли в голове. Слегка изменила позу, повернув голову. Боль утихла, но сменилась совершенно диким головокружением – стены комнаты завертелись, словно гигантская центрифуга, а к горлу подступил тошнотворный комок. Она снова зажмурилась. Полежав еще немного неподвижно, Диана вновь открыла глаза. Пылающая голова напоминала наковальню, по которой ритмично долбал тяжёлый кузнечный молот и от каждого его удара перед глазами вспыхивали зеленоватые звёздочки. Но теперь, по крайней мере, она смогла разглядеть, что находится в совершенно незнакомой комнате без окон, лежит на незнакомом диване, под головой у нее небольшая подушка, а укрыта она пледом в шотландскую клетку. Первая ее мысль была, естественно, «Где я и как тут оказалась?». Попыталась вспомнить, но в голове образовался натуральный вакуум, в котором одиноко перекатывалось единственное воспоминание – она куда-то идет и ей холодно.
Диана с трудом села на своем ложе и бессильно откинулась на спинку дивана. Оглядев комнату, она попробовала угадать, кому же она принадлежит. Одну стену полностью занимали книжные полки, справа от дивана – небольшой журнальный столик, на котором лежит несколько газет и журналов. Она напрягла зрение, чтобы прочесть название одного из них, и без того тусклый свет померк у нее в глазах – это был «Вестник зельевара». Во всей школе был только один человек, которого заинтересовал бы такой журнал…
Открытие вызвало такой приступ головной боли, что она снова застонала. «Господи, заавадьте меня кто-нибудь! – мысленно взмолилась она. – А еще лучше – пристрелите, чтобы мозги по стеночке, чтобы не мучиться!»
Слегка придя в себя от потрясения, она откинула плед, спустила ноги на пол и принялась оглядывать себя. Первым делом (чем черт не шутит!) проверила на месте ли нижнее белье. Убедившись, что все в порядке, облегченно выдохнула. Из одежды на ней была школьная юбка в складку и белая рубашка без галстука, на левой ноге красовался один гольф, правая была и вовсе босая. Обуви рядом с диваном не было, правда, мантия висела рядом на стуле. Она подтянула сползший гольф, дотянулась до мантии и, завернувшись в нее, словно в тогу, села в покорном ожидании своей участи.
Карающая рука судьбы вскоре появилась в виде возникшей на пороге комнаты фигуры Снейпа. Храбриться или изображать из себя пострадавшую невинность не имело смысла, и Диана опустила глаза под его мрачно-насмешливым взглядом. Подойдя к ней, он протянул ей стакан с мутноватой жидкостью и приказал:
– Пейте!
Диана слегка дрожащей рукой взяла стакан и почти залпом выпила горьковатую, пахнущую полынью жидкость, после чего, стараясь не встречаться с ним взглядом, молча протянула Снейпу пустой стакан.
Воцарилось тягостное молчание. Ее подмывало спросить, как она оказалась здесь, но благоразумие подсказывало, что лучше всего будет молча сидеть и ждать, когда ее спросят.
– Рассказывайте, – раздался, наконец, голос Снейпа. – Что рассказывать? – хрипло произнесла она. – Например, по какому поводу лучшая студентка школы и староста вчера напилась в стельку и потащилась посреди ночи в башню Рейвенкло, – шелковым голосом пояснил Снейп.