Ибрихим хромал из второй открытой двери.
Черт.
Я не знала, как он остался жив.
Он держал свой лук в железной хватке, но выпустил стрелу и теперь с трудом готовил другую. Его некогда хорошая нога теперь волочилась за ним, скрюченная и искалеченная. Его руки были так залиты кровью, что я не могла сказать, каким образом они были ранены, знала только то, что они были ранены, и сильно. Если и были какие-то сомнения, то тот факт, что он не мог даже дотянуться до своего колчана, развеял их.
Он поднял голову, его рот искривился в мрачную полосу решимости. Один глаз отсутствовал, по лицу текла кровь.
Матерь, он сражался. Он сражался так упорно.
Я подошла к нему. Он не сводил с меня глаз, пока возился со своим оружием.
Позади меня шум толпы изменился так, что я сначала не могла разобрать. Только когда я была в двух шагах от Ибрихима, я поняла…
Смех.
Они смеялись над ним.
Ибрихим успел приготовить свой лук. Но его руки так сильно дрожали, что пальцы соскальзывали с тетивы. Он никогда не сможет натянуть его.
Он вздернул подбородок, на губах появилась усмешка. Он различил этот звук раньше меня. Но тогда, вероятно, он слышал его всю свою жизнь.
— Ты меня жалеешь? — прохрипел он.
Я покачала головой.
Нет. Я не чувствовала жалости к Ибрихиму. Он сражался, и сражался хорошо.
Может быть, мы были похожи. Мы оба выросли в мире, который нас искалечил. Мы оба учились бороться вдвое усерднее, чтобы компенсировать то, чем мы не были. У нас обоих было все, что мы ненавидели.
Я была всего в двух шагах от него. Достаточно близко, чтобы увидеть, как его плечи слегка опустились, а на лице мелькнула улыбка.
Он думал о том, чтобы сдаться.
— Нет. Не останавливайся. — Я вытащила другой клинок. — Да пошли они. Не позволяй им издеваться над тобой. Дай мне достойный бой, и я дам тебе достойную смерть, Ибрихим.
Его челюсть напряглась. Через мгновение он разжал дрожащие пальцы и позволил луку упасть на землю. Когда он вытащил меч, то едва мог выдержать его вес. И все же он вложил все силы в эти последние удары.
Я не поддавалась ему. Это заняло у меня несколько секунд.
И когда я подтащила его поближе, когда я приготовилась к убийственному удару, этот единственный оставшийся глаз встретился с моим, как будто я смотрела в зеркало.
— Я рад, что это была ты, — тихо сказал он.
И я удостоверилась, что мой прицел был верен, когда я вонзила свой клинок прямо в его сердце.
Глава
47
Толпа закричала. Глаз Ибрихима закатился и стал отрешенным, когда он умер. Я выдернула свой клинок из его груди и позволила ему упасть на песок.
Краем глаза я заметила движение. На другой стороне арены открылась еще одна дверь.
Я повернулась, готовая сделать выпад, но вместо этого облегченно вздохнула.
Райн стоял там, опустив плечи. Его доспехи были изодраны в клочья, Матерь, я не знала, что за существо могло так разодрать кожу, и он промок насквозь, его слипшиеся волосы прилипли к лицу и шее. Возможно, Зарукс — бог моря?
Черт, мне было все равно. Он был жив. Я бы поблагодарила за это любого бога. И я увидела ту же безмолвную молитву на его губах, когда его взгляд переместился на меня.
Четвертая дверь распахнулась, нарушив наш транс.
Анжелика выглядела как богиня: заплетенные в косу волосы вырваны из плетения, на бледной как лед щеке порез. Позади нее я увидела картину, забрызганную кровью. Она расправилась со своими противниками.
Как только она вышла на арену, все четыре двери захлопнулись за нами, оставив нас здесь в ловушке.
Райн, Анжелика и я напряглись, глядя друг на друга. Может быть, мы ждали еще одной уловки, еще одной демонстрации Ниаксии.
Но ничего. Только рев зрителей, нарастающий до кровожадной кульминации.
Нет, здесь не было никакого другого фокуса. Просто три животных в клетке друг с другом. Но кому нужен был фокус, когда мы уже давали им это? Человек, изгой, монстр. Любовники, вынужденные отвернуться друг от друга. Убитый горем вампир, жаждущий мести.
Это уже было адское шоу.
Шевелись, маленькая змейка. Шевелись, пока они не сделали это.
Это все еще был голос Винсента в моей голове. И несмотря ни на что, я все равно послушалась.
Сначала я обратила свое внимание на Анжелику.