— Вы связываете себя этими правилами, когда предлагаете свою душу Ниаксии на службу Кеджари, — сказал Министер. — И вы будете соблюдать их до окончания турнира или до того момента, когда она освободит вас от клятвы. Aja saraeta.
— Аja saraeta, — пробормотали мы.
— Завтра на закате вы будете вызваны на испытание Полнолуния. Да направит вас Мать.
Министер поднял руку, словно накладывая на всех нас некое великое невидимое благословение, и отвернулся, не сказав больше ни слова. Не было ни заключительной речи, ни вдохновляющего прощания, ни вымученной молитвы.
В жуткой тишине двойные двери под балконом распахнулись, открывая, как оказалось, столовую. Над нами жрецы и жрицы удалились. Винсент поймал мой взгляд перед тем, как уйти с ними. Между нами возникло негласное согласие. Он наклонил подбородок, и я кивнула в ответ, после чего последовал за остальными через двойные двери.
ПИРШЕСТВО в столовой не уступало тому, что было на вечеринке Винсента. Я провела много дневных часов, прочесывая оранжерею, пытаясь определить съедобные растения на всякий случай, я не была уверена, дадут ли нам вообще еду, и если да, то будет ли она безопасна для человека. Но, несмотря на расшатанные нервы и усталость, у меня пересохло во рту при виде открывшегося передо мной пейзажа. Два длинных стола были уставлены тарелками, за каждом из которых стояло, наверное, двадцать пять или тридцать стульев. Мы все вошли в комнату и задержались у стен, как будто боялись, что стол, набитый едой, может взорваться, если мы подойдем к нему слишком близко.
Наконец, высокий мужчина хиаджи пробормотал «К черту», сел и взял кубок с кровью. Этого было достаточно, чтобы снять напряжение. Толпа бросилась на еду. Я схватила тарелку, поспешно набила ее едой, которая, по крайней мере, казалась съедобной для человека, и отошла в сторону, решив сесть на один из маленьких крайних столиков, разбросанных по периметру комнаты. Лучшее место для наблюдения.
Некоторые участники заглатывали кровь так, словно думали, что больше никогда не смогут есть — справедливое опасение. Другие, однако, казались незаинтересованными, вместо этого запихивая провизию в карманы или рюкзаки.
Мои губы истончились. Мои пальцы сжались настолько, что на ладони остались следы от ногтей.
Конечно, они не были голодны. Они наелись прошлой ночью.
Только один полностью игнорировал пиршество. Темноволосый мужчина суетливо перемещался по залу, огибая столы. Я узнала его, я видела, как он озирался по сторонам, немного паникуя, перед речью Министера. Теперь мое подозрение, возникшее ранее, переросло в уверенность. Он явно кого-то искал и, не найдя, впадал в ярость. Сделав три быстрых круга вокруг стола, он выбежал за дверь, грубо толкнув двух Тенерожденных, которые хмуро посмотрели ему вслед.
Через несколько минут дикий, звериный рев прорезал воздух, словно разбитое стекло.
Все подняли головы. Руки взялись за оружие. Мои собственные схватились за рукояти своих клинков.
Моей первой мыслью было, что это какое-то чудовище. Что они убаюкали нас ложным чувством безопасности этой едой и решили, что заберут еще несколько участников до завтрашнего испытания.
Но нет, это был не монстр, который ворвался в столовую, это был темноволосый мужчина, воющий, с лицом, испещренным яростью. Я поняла, что его крик складывается в слова:
— Мой брат! Они убили моего чертова брата!
Его крылья были распростерты, перья разных оттенков коричнево-черного цвета.
…Совсем как крылья того ришанца, который был покрыт кровью Иланы.
И когда этот мужчина обернулся, его глаза были дикими, я поняла, что они выглядели точно так же, как те, что смотрели в мои прошлой ночью, когда я медленно погружала свой нож в его сердце.
Я застыла.
— Кто, черт возьми, это сделал? — завопил мужчина. — Вы думаете, что можете убить Аджмая и остаться безнаказанными? Кто из вас, ублюдки, сделал это? Я убью тебя нахрен!
Нет, конечно, не убьешь.
Я почти хотела признаться в этом.
К моему удивлению, Ибрихим первым пришел в движение, поднявшись со своего стула с поднятыми ладонями.
— Полегче, брат. Нам не нужны новые смерти до…
— Брат? — прорычал мужчина. — Ты мне не брат, мать твою. Мой брат мертв.
Группа Кроворожденных захихикала между собой, и я подумала, что, именно это и побудит мужчину к убийственной ярости. Его рот исказился в острозубом оскале, кулаки затряслись. Но как раз в тот момент, когда он собирался сделать выпад на кого или на что, даже он, похоже, не знал — из дальнего угла комнаты донесся глубокий, ровный голос.