Для меня это было практически рутиной. Система, которую я отточила до совершенства за сотни ночей, подобных этой.
Сначала крылья. Два удара, по одному через каждое, достаточно, чтобы он не взлетел. С вампирами хиаджи это было легко. Мембранная кожа была нежной, как бумага. Иногда я ловила вампиров ришан, и это было немного сложнее, их пернатые крылья было труднее пробить, но я отточила технику. Этот шаг был очень важен, и поэтому он стоял на первом месте. Мне нужно было удержать их здесь, на земле, со мной. Однажды я совершила ошибку, пропустив его, и едва осталась в живых, и я усвоила урок.
Я не могла быть сильнее их, поэтому должна была быть более точной. Нет времени на ошибки.
Вампир издал нечто среднее между вздохом боли и яростным рычанием. Мое сердцебиение превратилось в быстрый барабан, кровь была близко к поверхности моей кожи. Интересно, почувствовал ли он ее запах? Я всю жизнь пыталась скрыть прилив своей крови, но сейчас я была рада этому. Это делало их глупыми. Этот дурак даже не был вооружен, но все равно бросился на меня, не обращая внимания ни на что на свете.
Мне нравилось, действительно нравилось, когда они недооценивали меня.
Лезвие в бок, под ребра. Еще один в горло. Недостаточно, чтобы убить. Но достаточно, чтобы он пошатнулся.
Я прижала его к стене, один клинок вонзился в него, чтобы он не мог пошевелиться. Я покрыла края дхайвинтом — быстродействующим паралитиком, мощным, но недолговечным. Он действовал всего несколько минут и для меня этого было достаточно.
Он успел лишь нанести пару царапин по моей щеке острыми, как бритва пальцами, прежде чем его движения стали слабеть. И как раз, когда я увидела, что его глаза быстро моргают, словно он пытается прийти в себя, я нанесла удар.
Чтобы пробить грудную кость, нужно сильно надавить.
Я так и сделала, достаточно сильно, чтобы расколоть кость и открыть доступ к его сердцу. Вампиры были сильнее меня во всех отношениях, их тела более мускулистые, движения более быстрые, зубы более острые.
Но их сердца были такими же мягкими.
В тот момент, когда мой клинок пронзал их грудь, я всегда слышал голос отца.
— Не отворачивайся, маленькая змейка, — шептал мне на ухо Винсент.
Нет. Ни тогда, ни сейчас. Потому что я знала, что увижу там, в темноте. Я знала, что увижу прекрасное лицо юноши, которого когда-то очень любила, и то, как оно выглядело, когда мой нож вонзился в его грудь.
Вампиры были детьми богини смерти. Поэтому мне было немного смешно, что они боялись ее так же сильно, как и люди. Я наблюдала за ними каждый раз и видела, как ужас проступает на их лицах, когда они понимают, что она идет за ними.
По крайней мере, в этом мы были одинаковы. По крайней мере, в конце концов, мы все чертовы трусы.
Кровь вампира была темнее человеческой. Почти черная, как будто потемневшая от человеческой и животной крови, потребляемой на протяжении веков. Как только я позволила вампиру упасть, я была вся в этой крови.
Я отступила от тела. Только тогда я увидела, что семья смотрит на меня. Я была тихой, но не настолько, чтобы не заметить, что я была практически на пороге их дома. Мальчик теперь крепко держался за руки матери. С ними был мужчина и еще один ребенок, девочка помладше. Они были худыми, их одежда была простой и потрепанной, испачканной от долгой работы. Все четверо стояли в дверях и смотрели на меня.
Я застыла, как олень, пойманный охотником в лесу.
Странно, что именно эти голодные люди, а не вампир, превратили меня из охотника в добычу.
Может быть, это потому что, когда я была с вампирами, я знала, кто я такая. Но когда я смотрела на этих людей, границы становились размытыми и неопределенными, словно я наблюдала за извращенным отражением самого себя.
А может, я и была отражением.
Они были похожи на меня. И все же я не могла найти между нами ничего общего. Я представила, что, если бы я открыла рот, чтобы поговорить с ними, мы бы не поняли даже звуков, которые издавали друг другу. Они казались мне животными.
Уродливая правда заключалась в том, что, возможно, какая-то часть меня испытывала отвращение к ним, так же как я испытывала отвращение ко всем своим собственным человеческим недостаткам. И все же другая часть меня — возможно, та, которая помнила, что когда-то жила в таком же доме, как этот, — жаждала подойти поближе.
Я, конечно, не стала этого делать.
Нет, я не была вампиром. Это было очевидно каждую секунду каждого дня. Но я также не была одной из них.
По щеке пробежал холодок. Я дотронулась до нее, и мои пальцы снова стали мокрыми. Дождь.