— А знаешь ли ты, прапорщик, — вдруг подал голос Ломоносов, — что более двух тысяч триста лет тому назад именно этой дорогой вел свою армию Александр Македонский? Именно по этому пути? Вы знали об этом, пацаны?
Пацаны не знали. Леварт знал, но молчал.
— В триста тридцатом году до нашей эры, — начал излагать Ломоносов, — летом, разбитый под Гавгамелами и убежавший персидский царь Дарий был убит своим родственником Бессом, который объявил себя новым владыкой Персии. Александр, который уже сам считал себя владыкой Персии, немедленно двинулся на Бесса с войском. Опасаясь столкновения, Бесс ушел в Бактрию.
— Куда, — Жигунов, оказалось, только прикидывался, что спит. — В партию?
— В Бактрию, то есть, сюда, в Афганистан. Во времена Александра гряда Гиндукуша, которая называлась тогда Индийским Кавказом, делила нынешний Афганистан на Бактрию, Дрангиану, Арейу, Арахозию и Паропамисады. Столица Бактрии была приблизительно там, где сегодня Мазари-Шариф. Столицей Арейи был нынешний Герат, Дрангиана — это нынешняя провинция Гильменд, Арахозия — это Кандагар, Паропамисады — это современные окрестности Кабула и Баграма. Преследуя Бесса, Александр не напал на Бактрию прямо, но пошел в обход. Через Арейу и Дрангиану дошел до самих Паропамисадов, где основал город под названием Александрия Кавказская, на месте сегодняшнего Чарикара…
— Вокруг Чарикара, пацаны, — Ваня Жигунов захотел тоже козырнуть знаниями, — находятся виноградники. Самый сладкий виноград во всем Афгане, во-о-от такие, бля, большие гроздья…
— Оттуда, собственно, — продолжал Ломоносов, — в триста двадцать девятом году Александр отправился дорогой, по которой мы сейчас едем, долиной реки Кабул. Потом повернул на север, в горы, в Драпсаку, нынешний Кундуз. Перевал перешел весной, когда там еще лежал снег, чем совершенно ошарашил Бесса, который без сопротивления смылся на север, отгородившись от Александра рекой Окс, то есть Амударьей. Но река македонцев не остановила. Тогда боевой дух персидской армии упал, а взбунтовавшиеся командиры Спитамен и Датам схватили Бесса и выдали его Александру. Интересно, что вскоре Спитамену суждено было стать самым грозным противником…
— Такая светлая у тебя голова, младший сержант, — скривился Жигунов, — просто удивительно, что ты в пехоте. А не в КГБ.
— Каски, — резко прервал Леварт. — Всем каски на головы, быстро.
Не прошло и полминуты, как их транспортер резко затормозил перед небольшим мостом над высохшим арыком. Мост действительно мог здесь стоять еще во времена Александра. У него был на удивление античный вид. Леварт отметил это мысленно, автоматически, уже неизвестно в который раз шокированный. Тем, что предвидит. Предчувствует то, что произойдет через секунду. Он почувствовал на себе взгляд Ломоносова. И знал, что Ломоносов это заметил. От головы колонны раздались выстрелы. Длинные очереди. С остановившейся перед ними бээмдэшки спрыгивали солдаты десанта, тотчас занимая позицию вдоль дороги.
— С машины! — разрывался Жигунов. — Всем с машины!
Снова раздались разрывы. Леварт проглотил слюну, чтобы избавиться от назойливого жужжания в ушах. Он дал знак Жигунову, чтобы тот следил за хозяйством, а сам подошел ближе, присев на корточках за БМД.
— Что случилось? Засада?
— В штаны наделал, пехота? — парашютист, которого спрашивал Леварт, сплюнул через плечо. — Не боись! Это только обстрел. Оттуда, из-за кишлака. Два духа на мотоцикле. Выпалили очередь по ведущей бээрдээмке. И слиняли.
— Там может быть их больше, — добавил второй. — Наш ротный вызвал авиацию. Стоим, чтобы не сунуться под собственные бомбы. А кишлачок тем временем польем из «Василька».