Как в дурном сне, где-то совсем уж на задворках сознания, куда богиня еще не потрудилась добраться, он обвинил себя в мазохизме на уровне серьезной патологии. И там же, на задворках, скорчился от смеха.
А насчет Эфы Сорхе, как ни странно, оказалась права. Шефанго действительно запала в душу. Из того же мира, здесь богиня не промахнулась. Слухи о том, что существа, одномиряне чуют друг друга, ходили давно, но как-то не представлялось случая проверить. Теперь вот представился. Случай. Слухи подтвердились.
Когда перед глазами отчетливо встала Эфа, берущая из воздуха брошенную Ивиром флягу, Йорик ощутил хлесткую пощечину. И осторожно приоткрыл глаза.
Сорхе не было.
Опасаясь думать о чем бы то ни было, сотник сполз со скамьи на застеленный шкурами пол и ошеломленно уставился в пустоту.
– Эти мне бабы… – пробормотал вполголоса. Казалось, что его хорошенько прополоскали в бочке с дерьмом. Причем прополоскали не столько снаружи, сколько изнутри. Омерзительное ощущение. Богиня любила иногда похвастать своей властью, но до такого изуверства не доходило никогда…
И сразу же, продравшись сквозь клочья мыслей, мелькнуло тревожно: «Эфа!»
Йорик дернулся к дверям, но с поляны по-прежнему доносились голоса. И низкий, шелестяще-мягкий голос шефанго был среди них.
Судя по всему, о ней Сорхе просто забыла. Сейчас, во всяком случае.
Орк улегся прямо на пол, положив голову на руки, и в который уже раз пожалел, что нет у него под рукой даже завалящего игольчатого бластера.
Вечером вся сотня, кроме часовых, выстроилась на утоптанной площадке поодаль от лагеря. Йорик хмуро прошелся перед строем.
Бойцы привычно ели глазами. Подтягивали животы. Все. Даже кентавры. Гоблин, как всегда, ерничал. Он умудрялся ерничать, даже стоя «смирно». Вроде лицо серьезное, руки «по швам», а глаза все равно паскудные.
– Рашид. Клэр. Исхар. – Десятники подтянулись, хотя, казалось бы, куда уж больше.
– Ваши десятки охраняют периметр. «Понял!» – прозвучало, как всегда, слаженно.
– Тэмор.
– Да!
– Дежурство внутри лагере.
– Понял!
– Гоблин!
Тяжкий вздох в ответ. Потом унылое:
– Да. – И после паузы:
– Сэр.
– Где анализ прошлой диверсии?
– У вас на столе, сэр.
– Скотина.
– Так точно, сэр. Прогноз там же, сэр.
– Прекрати выпендриваться!
– Понял.
Строй сохранял спокойную серьезность, но Йорик просто физически почувствовал, как бойцы подавили невольные смешки. Гоблина в отряде любили. Самый маленький, он, вопреки обыкновению, не стал самым забитым. Скорее наоборот. А наказывать его просто рука не поднималась. Распоряжения о нарядах он принимал с такой унылой покорностью, что становилось стыдно за собственную жестокость.
– Эфа.
– Да.
– После отбоя зайдешь ко мне. Подберем тебе оружие.
– Ясно.
Сорхе словно дохнула в затылок. Йорик внутренне поежился. И пошел дальше вдоль строя.
– В чей десяток взяли новеньких?
– С вашего позволения, сэр, в мой. – Линнар по обыкновению жеманничал. Он сам уже не рад был собственному образу. О них с Эссором по всем лагерям, кроме собственного, ходили самые непристойные слухи. Не рад был. Но привычка – вторая натура.
Йорик кивнул молча. То ли Линнару, то ли собственным мыслям.
– Вольно. Разойтись.
Строй загудел, рассыпался на группы. Бойцы привычно разбивались по десяткам. Из кухни уже доносились запахи. Но время до ужина еще оставалось. Как всегда, Гоблин извлек из бездонных карманов колоду замусоленных карт. Он обыгрывал всех. Ставки – самые фантастические. И тем не менее всегда находились желающие сыграть. Эссор исчез и вернулся с лютней.
– Не сочтите за дерзость, сэр.
– Да пой, кто ж тебе мешает, – разрешил Йорик.
– Вы не поняли, сэр. – Эльф смотрел серьезно, но где-то в глубине глаз плясали бесенята.
– Не понял, – признался Йорик.
– А по уставу положено отвечать «понял», – незамедлительно влез вездесущий Гоблин. Подумал и добавил:
– Сэр.
Последнее прозвучало просительно-жалобно.
– Сгинь, – беспомощно попросил Йорик.
– Щаз! – нагло ответил Гоблин. – Спой, в самом деле. Ты давно уже не пел.
– Эльфы есть.
– Так то эльфы, – резонно заметил неслышно подошедший Тэмор. – А ты – орк. Святое дело – ушастым нос утереть.
Эссор кивнул. На сей раз глянул действительно серьезно. И протянул лютню.
Йорик покачал головой. Но инструмент взял. Пробежал пальцами по струнам. В свое время он долго и неохотно отвыкал от гитары, однако отвык. Без музыки не мог, а кроме лютней разных модификаций под рукой ничего не было.
– Что петь-то?
Пожелания слились в нестройный гул. Каждому хотелось услышать свое. Обычная история. Слушать-то будут все, что угодно. А вот просят всегда разное.
Сотник прищурился задумчиво, перебирая в памяти песни, появившиеся или услышанные уже в этом мире. Выбрал. Поднял глаза. И натолкнулся на мертвый взгляд шефанго, равнодушно взирающей на собравшуюся вокруг командира толпу.
Давно забытая мелодия рванулась на волю… Рванулась больно. Сорхе не глядя даже эти воспоминания сумела искромсать, изранить в кровь…
А бойцы затихли. Слушали привычно-внимательно. И удивленно. Эта песня не походила ни на какие другие:
«Как мы шли…» – рывком вспомнила Эфа. И поспешно принялась гнать воспоминания.
«Крейсер «Гончая», ушедший в дальний поиск…»
Набор слов. Просто набор незнакомых, непривычно звучащих слов.
Струны лютни рокотали приглушенно. Не играют так на лютнях. Так вообще ни на чем не играют, но только так должна звучать эта непонятная, словно на чужом языке сложенная песня.
Стать мужчиной? Эфа была уверена, что в мужском обличье она поймет эту песню. Не так, как понимают, а правильнее сказать – принимают непонятные стихи или чуждую музыку. Она поймет эту песню, как давно знакомую.
Вспомнит?
Да. Может быть.
Но становиться мужчиной Разящая не собиралась. Она не любила вспоминать. К тому же мужчина был слаб. Даже когда появлялась у него мысль запереть Эфу в глубине своего разума, Разящая легко брала верх.
Поздно.
Поздно. Ничего не вернуть. И не нужно ничего возвращать. Нельзя.
– Ну и хватит с вас орочьих песен. – Йорик протянул лютню Эссору. – Твоя очередь.
Эльф поморщился. Лютню взял и молча положил на траву рядом. Так и сидели все. Молча. В лагере кипела предотбойная жизнь. Шумели голоса. Стучали топоры. Где-то звенели посудой. А здесь было тихо.