— Выпьем за войну!
Долгую тишину прервал Бармалей, Владлен Аскольдович Самойлов. Он кашлянул и поднял кружку.
— Давайте по пятьдесят. За войну.
— За войну, — присоединился Якорь, — за войну, мужики. Пока еще остаемся людьми.
— За нас, — поднял пустую кружку Ломоносов, — за войну и за нас. Пока не потеряли человечность. На что, похоже, мы обречены. Что нам останется, Павел?
— То, на что обречены все. Мучения.
— И еще по пятьдесят, — суммировал Бармалей.
Через шесть дней ветер утих, но кайф продолжался, потому что ничего не происходило, духи и близко не появлялись, как будто их сдуло тем ветром. И, пародоксально, наступивший покой начал беспокоить. Среди солдат пошли слухи, что война подошла к концу. Что, наверное, уже войска вывели, а про их заставу вообще забыли.
Никто из командиров, ясное дело, подобной чуши не говорил, и болтунов строго наказывали. Однако слухи не утихали. Бармалей эту болтовню высмеял и имел для этого основания. Потому что война вернулась с удвоенной силой. Джелалабадская дорога заполнилась конвоями, транспорт шел за транспортом, над гороми плыли боевые вертолеты. Пролетали парами истребители. А однажды заставу поднял рев четырех СУ-25, летящих на высоте не больее 600 метров. И вскоре земля задрожала от недалеких взрывов.
— Был налет, — пояснил все знающий Картер, который появился назавтра, — на кишлак Баба Зират. Был там, как выяснила разведка, штаб ихнего исламского комитета, а в деревенской школе вели какую-то агитацию, или что-то там. Ну, так наши «грачи» сбросили на эту Бабу две термобарические полутонки и немного фугасных. И теперь нет там ни комитета, ни школы, ни агитации. Ничего уже там нет. Если не считать глубокой ямы.
— И никаких других новостей? Из ООН. Из Женевы? Шульц не договорился с Шеварднадзе? Никаких новостей о перемирии?
— Вы тут что, — заржал Картер, — охуели в этой глуши? Война идет по всему Афгану.
…
Шестого июня заставу посетила сильная бронегруппа. Пять БМП и пять танков Т-62, серых от покрывающей их пыли, зловещих и плоских, как скорпионы. Машины с марша заняли позиции у дороги, возле ворот. И стали намертво, а танкисты не вели никаких разговоров с солдатами «Соловья». Даже Бармалей, хотя стуком в броню ему и удалось выманить из танка капитана в шлемофоне, не узнал ничего, капитан коротко его послал и замкнул люк.
Вскоре зашумели двигатели, и из-за хребта, как стервятники, вырвались три боевых вертолета Ми-24. Вслед за ними вылетел маленький Ми-9, а за ним две «пчелки» Ми-8. Все сели, подняв облако пыли, на площадке в двухстах метрах от «Муромца». Из них выскочили солдаты в пятнистых комбинезонах.
— Спецназ, — без труда угадал Бармалей.
— А с ними Савельев, — безошибочно определил Якорь. — Тот чертов хромой. Однако у него сильные знакомства, если его еще с этой хромой ногой из армии в отставку не отправили. Второй срок в Афгане, представляешь. А сейчас к нам его черт принес. Интересно, зачем? Кто-нибудь догадывается?
Леварт догадывался. Но в этом не признался.
Майор ничем не выделялся среди спецназовцев, как и они, был одет в маскировочный комбинезон, назывемый «комбезом» и берет, называемый «балахоном». Как всегда, он носил по-ковбойски болтающийся у пояса Стечкин и ночной бинокль БН-2.
— Специально тебя навестил, — начал он без всякого вступления, как только Леварт предстал перед ним. — Есть для тебя две новости: хорошая и плохая. С которой начинать?
Леварт слегка пожал плечами. Не спешил с ответом, слишком хорошо знал кагебешников и их шутки. Савельев внимателно смотрел на него.
— Не можешь решить, — сказал он с пониманием. — Боишься плохой новости? Или вообще не интересуешься новостями? Предпочитаешь преимущества и комфорт незнания? В это последнее мне будет трудно поверить.
— Почему? — снова пожал плечами Леварт. — Незнание — сила.
— Свобода это рабство, а война это мир, — через секунду докончил майор. — Любишь цитаты, говорю это уверенно. Выбор источника однако не одобряю. Чтение Джорджа Оруэлла в нашей стране не поощряется, хотя в список запретной литературы он не включен. Но об этом хватит, нет времени на дискуссию о литературе. Не бойся, я сам выберу очередность новостей. Начну с плохой. Твой друг, тот сержант, Харитонов Валентин, кажется, Трофимович, погиб в бою. Под Мохамад Ага. Почти две недели назад.