Иван Васильевич быстро пошёл по причалу в темноту. Почти чёрные, влажные от вечерней росы доски прогибались под его весом и тихо скрипели. Док дошёл до самого конца трёхметрового причала, чтобы набрать воды почище — возле глинистого берега она была мутной, — и склонился над тёмной речкой. Ветра не было, вода напоминала зеркало, отражение луны в облаках у дальнего берега не ломалось, свет не бликовал. Сзади донёсся лёгкий шум, восклицание Красавчика, звуки борьбы. Тяжёлый случай, подумал Иван Васильевич, зачерпывая котелком. Придётся дать бедняге две капсулы парацетама…
Через мгновение на него обрушился многоголосый вой, и он вскочил, поворачиваясь. Из темноты к костру выскакивали мутанты. Раздались выстрелы, вскрикнул Пятка, завизжал псевдопёс… Иван Васильевич побежал назад.
От клубка мутантов отделился крупный силуэт, метнулся навстречу. Лапы ударили по настилу, и чёрный псевдопёс с горящими глазами прыгнул на сталкера. Заводя руку назад, тот отступил к краю причала — и обрушил полный котелок на башку мутанта. Псевдопёс рыкнул, крупное тело врезалось в грудь Иван Васильевича, и с шумным плеском они повалились в реку.
Выпустив котелок, док замолотил руками по воде, фыркая и откашливаясь. Рядом барахтался мутант, пытался дотянуться до человека. Зубы щёлкали возле самого лица. Иван Васильевич, подгребая одной рукой, нащупал на поясе нож. Когти псевдопса заскребли по груди, распарывая куртку, мутант разинул пасть. Сталкер лёг на спину, обеими ногами оттолкнул псевдопса — его самого отнесло немного назад — и, получив свободу манёвра, вытащил наконец нож. Набрав в грудь воздуха, он нырнул. Псевдопёс хрипел, подвывал, пытаясь достать человека.
Вода перед Иваном Васильевичем взбурлила, лапа ударила по темени, когти расцарапали кожу. Док выбросил вперёд руку с ножом, вспоров брюхо псевдопсу, крутанул, расширяя рану, свободной рукой оттолкнул тварь и вынырнул, жадно глотая воздух. Мутант рядом кашлял и захлёбывался. Иван Васильевич ударил ещё дважды, а потом зверь скрылся в чёрной глубине.
Сталкер доплыл до причала, с трудом вылез на доски, оскальзываясь, похромал к берегу. Нож был в правой руке, вода с кровью текла по лицу, заливая глаза, а лежащие в кармане очки треснули — теперь не надеть, надо менять дужки. Тишина, воцарившаяся над берегом, пугала больше всего. Ни криков, ни стонов, ни даже дыхания… Костёр догорел, но угли тлели ярко. Иван Васильевич шёл, часто моргая, стряхивая влагу с ресниц, не в силах заставить себя ускорить шаг. Расслышав тихое сопение, он вскрикнул, побежал, зацепившись за торчащий из доски сучок, упал, вскочил и прыгнул вперёд.
Две пары глаз уставились на него. Два лица были повёрнуты к сталкеру — отрубленные головы Пятки и Красавчика, насаженные на рогатины по сторонам от костра. В глазах Пятки застыло детское удивление и обида, лицо Красавчика выражало лишь ужас.
Вокруг валялись тела свободовцев. У одного перегрызено горло, у другого пробита копытом грудь, сломана рука, раздавлены пальцы… Земля вокруг разрыта: множество ног и лап потопталось тут. Широкая полоса следов вела от кустов к кострищу и дальше вдоль берега. Сбоку от отпечатков звериных лап тянулась вереница человеческих следов.
Сопение доносилось снизу. Выронив нож, Иван Васильевич на подгибающихся ногах сделал несколько шагов и опустился на колени рядом с Мировым — тот лежал лицом кверху и тяжело дышал. Его не тронули, Док не увидел ни одной свежей раны.
Губы Мирового раздвинулись, он прошептал:
— Я же говорил: спасайтесь…
3
В Лесном Доме было затишье. Почти все группы разошлись по заданиям, осталось с десяток человек для дежурства на стенах в две смены да Игнат с Варварой. Заточка валялся в лазарете, Скальпель заштопал ему бровь, обработал правую руку, укушенную псевдопсом. «Сухожилие ему покромсали, — сказал он Слону, который заглянул посмотреть. Пальцы Заточки скрючились, кисть бессильно висела. — Так и останется».
Но Заточка думал иначе. Как только повязку сняли, он всунул в скрюченную кисть, ставшую похожей на птичью лапу, эспандер и больше не выпускал его, днями напролёт разминал пальцы. Скальпель ругался со своим единственным пациентом, уверяя, что руке не помочь, но Заточка упорно продолжал тренироваться, скрипя зубами от боли. Вскоре врач был вынужден признать, что ошибался, говоря о перебитом сухожилии, — рука понемногу обретала подвижность.
Слон вышел из лазарета, куда заходил каждый день. Сегодня Скальпель обещал выпустить Заточку, которому надоело маяться на койке. Утро было хмурое, низкие тучи застилали небо, с ночи собирался дождь — и никак не мог собраться. Слон обошёл свои владения, заглянул на склад, где выслушал жалобы Игната на радикулит и нехватку патронов, поставил в уме галочку заказать боеприпасы; заглянув к Варваре, снял пробу с супа и вернулся в кабинет. Работалось плохо, последние дни Слон хандрил. Смутные тревожные предчувствия переполняли его.