— Поговорим об этом в дороге, у нас будет много времени, чтобы обменяться информацией.
— А куда мы едем?
— В Нью-Хейвен, штат Коннектикут, это в полутора часах езды отсюда на такси, если нам повезет, и мы не попадем в пробку.
— Вот как, тогда давай сначала заглянем на Брайтон-Бич, чтобы купить подарки, я как-то не рассчитывал, что буду гостить у своей драгоценной сестры.
— Твоя сестра живет в Нью-Хейвене, — обрадовался Кучка. — Так нам просто повезло, не нужно будет останавливаться в гостинице, где нас могут засечь.
Пока друзья заезжали на Брайтон за водкой и икрой, пока мчались по хайвэю на северо-восток, Фима рассказал все, о своей поездке в Фирсановку, о расследовании Розы Марковны и о визите профессора, а Клаус поделился своими парагвайскими впечатлениями и планом поимки похитителя Кукулькана.
После того как Лангер рассказал ему о Гринфилде, австриец связался по телефону с миллионером.
Юджин Гринфилд, несмотря на свои миллионы, нажитые на биржевых спекуляциях, и страсть к коллекционированию редких вещей, оказался вполне добропорядочным и законопослушным обывателем. Он тут же открестился от краденого раритета и согласился сотрудничать с Интерполом, при условии, что на это дадут санкцию американские спецслужбы. После недолгих колебаний американцы согласились, теракты их все-таки кое-чему научили. Теперь друзьям предстояло сыграть простенькую «партитуру», которую сочинил Клаус, то есть выйти на связь с Гринфилдом, который уже согласился принять продавца Змея, чтобы обговорить с ним условия покупки, и ждать, пока миллионер сообщит, где и когда состоится встреча. Эксперт Гринфилда убедится в подлинности раритета, но продавцу заявит, что это копия и сделка не состоится. После того, как продавец со своим товаром покинет дом миллионера, он будет задержан. Фима должен опознать преступника, а Клаус арестовать его.
Ловушка должна была сработать на все сто, вопрос состоял лишь в том, когда это произойдет. Последний раз продавец выходил на связь с миллионером три дня назад. В своем электронном послании он сообщил, что намерен прибыть в Нью-Хейвен на этой неделе.
— Как ты думаешь, кто этот таинственный продавец? — по большому счету Клаусу было все равно у кого сейчас золотая фигурка, главное, что он вернет ее в Хофбург, но он хотел дать приятелю понять, что он не сбрасывает со счетов и его заслуги в раскрытии преступления и потому спросил.
— До последнего времени я был уверен, что это Муха, а сейчас даже не знаю на кого и думать, — ответил Фима, который похоронил было «дело Змея», но все еще не потерял к нему интереса.
— Продавец подписывается буквой «М», так что это может быть все-таки Муха.
— А может быть Мария, или кто-нибудь из ее дружков-мексиканцев — я перед отъездом так и не успел позвонить в Харьков.
Такси в котором ехали друзья, миновало гряду лесистых холмов и взорам путешественников открылся уютно прильнувший к морю Нью-Хейвен, самый европейский и даже можно сказать «австрийский», несмотря на голландское происхождение, из всех американских городов. Почему «австрийский»? Да потому , что зеленые холмы в округе напоминали Венский лес, а псевдоготический собор в центре — сразу все городки Тироля
— Нью-Хейвен, — объявил шофер, как итальянцы на свадьбах объявляют очередное блюдо.
— Где живет твоя сестра? — спросил Кучка.
— На Вустер сквер. Это на другом конце города. Только, знаешь, Коля, давай все-таки остановимся в отеле. Моя сестра и ее муж люди небогатые, они будут рады нас приютить, но боюсь — это будет их тяготить.
— Сколько у них комнат?
— Пять, но с ними живет еще дочка, которая играет на виолончели.
— Я думаю, что они смогут оплатить ее занятия на полгода вперед за те деньги, за те деньги, которые мы им заплатим.
— Если так, то лучшего места, чем у них в городе не найдешь, — сказал Фима и стал втолковывать шоферу, как проехать на Вустер сквер.
Лия и Герман Субботины жили в собственной квартире трехэтажного дома, фасад которого был обращен к парку. Собственно эта квартира, доставшаяся Герману по наследству от дяди — эмигранта второй волны, которого война забросила аж за океан, и послужила причиной того, что Субботины решили уехать из России. «Самое главное — жилье, а с работой как-нибудь уладится, мы ведь не претендуем на теплые места, — рассуждала Лиля, перед тем как уехать, — на первых порах можно сидеть с детьми, ухаживать за пожилыми людьми, да мало ли еще что… А потом, когда оглядимся, устроимся получше. Все так делают». Герман ничего не говорил, но в тайне надеялся устроиться в какую-нибудь эмигрантскую газету. В Москве он работал в журнале и не собирался менять свою престижную профессию ради заработка.
Но с газетой у него не заладилось, в «Новом русском слове» от него отмахнулись — своих борзописцев хватает — из бывших диссидентов, а тут какой-то Субботин, который в России лизал жопу «новым русским» пожаловал, без имени, без связей с одним только гонором. В «Вестях» предложили делать интервью с российскими звездами политики и культуры по двадцать долларов за штуку. Герман обрадовался и сдал им сразу все, что было у него в загашнике
—на двести долларов. Победу обмыли дома пивом «Миллер» и водкой, привезенной из «московских» запасов, но дело не заладилось: свежего «товара» не было, а за визитерами из России гонялись все кому не лень, к тому же оказалось, что Герман совершенно неспособен к изучению английского языка. Все что он усвоил, было «плиз», «сенкью» и «найс». И тогда он решил попробовать себя в роли собкора какого-нибудь российского издания, разослал письма с предложением своих услуг во все газеты и журналы от «Абаканского рабочего» до «Яранских известий». Клюнули немногие — Россия потеряла интерес к зарубежью, и сосредоточилась на своих проблемах, но долларов пятьсот «на круг» выходило, в рублях конечно.
Лиле на новом месте повезло больше, и все потому, что она не брезговала никакой работой. Перед отъездом она окончила курсы массажа, а если учесть, что у нее за спиной была консерватория и язык она знала довольно прилично, то можно сказать, что на оказалась во всеоружие. Через знакомых дяди мужа и их знакомых она сразу же нашла место бейби-ситтерши, стала давать уроки музыки соседским детям и время от времени делать массаж их мамам. А вскоре ей повезло по-настоящему: в булочной за углом освободилось место продавщицы. Для вновь испеченной американки с консерваторским образованием это была настоящая находка — 300 долларов в неделю плюс хлеб, который к закрытию оставался непроданным, в Америке вчерашний — это уже не хлеб.
Вот так и жили «новые американцы» Субботины, перебиваясь в прямом смысле с хлеба на воду. Хорошего мало, а тут еще Лилин брат нагрянул с каким-то австрияком, но все опасения рассеялись, когда Клаус выложил тысячу баксов за приют.
Встречу отметили по-семейному, за чаем с пирожными, а потом Фима пошел в парк навестить Корвалола.
Итальянец встретил его как друга, хотя сразу предупредил, что места у него сейчас нет, двое парней, которых он нанял после ухода Фимы вполне справляются на кухне и развозят пиццу по домам, тем более, что после терактов люди неохотно стали заказывать пиццу на дом из опасения, что под видом курьеров в дом могут проникнуть террористы. Пуганая ворона —куста боится. Опять же экономический спад, безработица — все это плохо сказывается на бизнесе.
Дон Корвальо угостил Фиму стаканчиком виски и горячей пиццей. Проблему надвигающегося кризиса итальянец решал по-своему, в его пицце стало еще меньше фарша и маслин чем прежде, зато прибавилось острых перцев пиперони. Откусив кусочек, Фима вспомнил старый анекдот о том, какие дрова выгоднее покупать. Оказывается с сучками — первый раз можно согреться, когда их колешь, а второй — когда они горят. Поблагодарив итальянца, Фима уже собрался уходить и тут увидел, что в зал вошли две до боли знакомые фигуры, два молодца одинаковых с лица — Диас и Санчес. Перепутать их с кем-либо было невозможно, хотя они и напялили на себя плащи и шляпы.