«Ушли, — подумал Фима. — А что если они ушли насовсем? Может у них принято так убивать людей: распять на батарее и оставить умирать с голоду».
И тут ему в голову почему то пришел анекдот. Встречаются раввин и католический прелат. Раввин из вежливости спрашивает:
— Как дела коллега?
— Да ничего, — отвечает прелат, — вот дали новый приход побогаче прежнего.
— Как, и это все?
— Ну почему же, если я буду заботиться о пастве и хорошо молиться, меня могут сделать епископом.
— И это все?
— Если я буду еще лучше заботиться о пастве и усердно молиться, меня могут произвести в архиепископы.
— Но теперь таки все?
— Могу стать кардиналом.
— Хорошо, а дальше?
— Папой Римским.
— Ну, знаете, не могу же я стать богом…
— Вот как, а у нас один таки стал.
«Ну нет, такая перспектива мне не грозит, — рассмеялся про себя Фима. Слишком много я грешил. И потом, если бы они хотели меня убить, то прикончили бы на месте. Что-то им от меня надо, но допрашивать меня, видимо, не их прерогатива. Они шестерки, а говорить со мной будет главный. Надо успокоиться и подготовиться к его приходу. Не стоит умирать прежде, чем тебя убили».
Чтобы успокоиться Фима вновь стал изучать обстановку кухни. И вспомнил. Точно такая же кухня была в номере общежития, где жили иностранные студенты МГУ. Однажды его пригласил к себе однокурсник из Польши. Поляк хотел продать какие-то рубашки. Они сидели на такой же точно кухне, пили «Выборову» и закусывали копченой колбасой. И тут же в голову пришло название ножа — мачете. Такими ножами-топорами кубинцы рубят сахарный тростник, это показывали по телевизору, а индейцы расчищали дорогу в сельве. Неужели он попал в лапы иностранцев?
Совершенно «растопырившись» умом Фима расслабился и задремал. Очнулся он только тогда, когда услышал, как кто-то возится с замком. Через некоторое время дверь на кухню открылась и перед ним предстала его бывшая жена Нинель собственной персоной.
Расставшись с Фимой, Никита бросился на чердак, и проник туда без особого труда. Чердачная дверь была не заперта, а приперта доской изнутри. Деркуну ничего не стоило открыть ее ударом ноги. С чердака можно было свободно выйти на крышу. К одной из стен были пристроены леса, по которым киллер, скорей всего, и спустился на землю. Никиту последовал его примеру.
На противоположной стороне улицы, возле «Фиата», уже собралась небольшая толпа: мужчины кавказского типа, видимо из охраны офиса, тучный молодой блондин, судя по тому, что рассказывал Фима, это был Афанасий, девушка-мороженщица, пара случайных теток, бомж с клеенчатой сумкой. Охранники громко переговаривались по-армянски.
На тротуаре возле машины лежал человек в синей рубашке с галстуком. Голова его была прикрыта пиджаком.
— Живой? — спросил Никита.
— Какой живой, — махнул рукой один из охранников. — Пуля между глаз, будешь живой, да.
. — Нэсовместимо с жизнью, — добавил другой кавказец.
— Он украл у меня смерть, — сказал Афанасий, не открывая глаз от покойника.
— Хозяин?
— Дирэктор, — сказал охранник раздумчиво, так, как будто засомневался в том может ли покойник занимать должность.
— Кажный день кого-нибудь убивають, — вставила тетка. — При Сталине разве ж такое было? А цены? Давеча пошла покупать картошку, так денег только на полкило хватило.
Из-за поворота показалась милицейская машина и Никита поспешно перешел улицу. Связываться с милицией ему не хотелось, в кармане у него был газовый пистолет. Мало ли что у них в голове, еще вздумают обыскивать. Доказывай потом, что тебе по штату положено. К бывшим коллегам менты относятся особенно подозрительно.
Блюм так и не появился, значит, напал на след. Интересно, какие у него соображения насчет этого убийства? Надо будет позвонить ему вечерком. А сейчас хорошо пообедать. Все-таки хлопотное это дело сыск, никогда не знаешь, где и в какое время будешь обедать. То ли дело охрана: захотел поесть — достал бутерброды. Сухомятка, конечно, зато по часам.
Вот уж кого Фима не ожидал увидеть сейчас так это свою бывшую супругу. Зато она, кажется, ничуть не была удивлена встрече.
— Скотина, — зловеще процедила она сквозь зубы. — Хотел получить гонорар без свидетелей, думал бабки зажилить. Правильно сделали, что тебя, козла, накололи. Вот и сиди здесь на привязи, как собака, пока не окочуришься. А я пальцем не пошевелю.
И тут же вопреки своему обещанию, она присела на корточки возле Фимы и достала у него из карманов расческу и триста долларов двадцатками. Пересчитав купюры, она выдернула у него изо рта тряпку и стала ею бить Фиму по щекам.
— А это, чтобы тебе неповадно было укрывать деньги от семьи. Ты подумал, сукин сын, на что нам с детьми жить? Алиментов ты не платишь, потому что у тебя, видишь ли, а у самого бабок хоть жопой ешь. А ведь мать мне говорила, чтобы я не выходила замуж за еврея, потому что все вы лживые и алчные.
— Чья бы крова мычала, — огрызнулся Фима.
Но Нинель нравилось себя заводить, в эти минуты она искренне ощущала себя жертвой, а этого ощущения ей не хватало, как некоторым людям в организме не хватает кальция. Они понимают, что это несъедобно, но все-таки едят глину.
— Ты из-за своей жадности разрушил наш брак, а я-то еще, дура, думала: ничего что еврей, был бы человек хороший. Как я в тебе ошиблась.
— Нин, может, хватит спектакля, — прервал ее излияния Фима. — Не старайся быть большей стервой, чем есть на самом деле. Тут нет посторонних. Деньги ты уже взяла и еще получишь. Только отвяжи меня поскорей, а то с минуты на минуту сюда могут вернуться бандиты, тогда и тебе не поздоровиться.
— Вот еще, испугалась я твоих китайцев, — огрызнулась Нинель, но веревки все-таки развязала.
— Быстро уходим, — скомандовал Блюм, и потащил сопротивляющуюся Нинель к выходу.
Через несколько секунд они уже были в длинном коридоре, куда выходило множество дверей. Две негритянки с пакетами в руках, которые о чем-то живо говорили по-русски, посторонились и с любопытством уставились им в след. Теперь Фима был совершенно уверен, что находится в университетском общежитии для иностранных студентов. Тетка на вахте много значительно улыбнулась Нинель, и та ответила ей едва заметным кивком.
Когда беглецы ушли от общежития довольно далеко, Фима отпустил руку супруги.
— Ну а теперь рассказывай, как ты меня отыскала?
— Нашел дуру.
— Согласен. Если будешь молчать, ни рубля больше не получишь. Пусть Колобасов сам кормит своих отпрысков. Довольно вам сидеть у меня на шее.
— Думаешь такой крутой, ничего, мы на тебя управу найдем.
Фима выхватил сумочку и рук бывшей супруги и вынул оттуда свои деньги.
— Подлец, — возмутилась Нинель, — какой же ты, Блюм, подлец.
Но, увидев, что вокруг никого нет, перешла на более спокойный тон.
— Я же тебя, гада, сразу вычислила, еще, когда ты в первый раз приехал в этот офис на Солянке. Я шла к тебе домой, чтобы сказать, что подаю на тебя в суд за неуплату алиментов, и вдруг вижу — ты выскакиваешь из подъезда с выпученными глазами и садишься в джип. Я тут же схватила частника и поехала за тобой. Потом дождалась пока ты уйдешь, и все выяснила у охранников насчет их конторы. Эти кавказцы, когда увидят красивую бабу, сразу теряют голову. А сегодня поехала туда на всякий случай, может, думаю, узнаю за какие бабки ты на них работаешь. Вышла из метро, иду, а ты мне навстречу с двумя какими-то косоглазыми. Прошел мимо, и не заметил меня, хотя я не успела спрятаться. Так, думаю, надо посмотреть, куда они навострили лыжи. А вы приехали в общагу. Я часа три ждала тебя на скамейке в сквере. Смотрю, косоглазые ушли, а тебя все нет. Подошла к вахтерше, говорю, тут мой алкоголик с двумя китайцами не проходил? Еще скандалить начнет, он буйный у меня, когда нажрется, еще ножом кого-нибудь пырнет. Она говорит — это не китайцы, а мексиканцы. Они приходят к одной своей землячке, Марии, из 669-й комнаты. Ну, думаю если сейчас не вмешаюсь, эта баба из него вытрясет все деньги…