— Ай! — прищёлкнул языком он, с восхищением уставившись на Камиллу. — Красивая женщина и умная, голову бреет, совсем как орк. Хорошая жена будет сыну хана, да?
— Хорошая вдова, — с ядовитой улыбочкой поправила Камилла.
— Почему вдова? — удивился он.
Она усмехнулась, быстро тронув большим пальцем безымянный. Серебряное колечко с неброским камушком ювелир изготовил для неё бесплатно — с условием, что для точно такого же она сварит точно такую же начинку.
— Дай мне руку, сын вождя, если не боишься.
Разумеется, он не боялся. Разумеется, он только гневно раздул ноздри от одного предположения, будто он может чего-то бояться! Он протянул Камилле руку, она задумчиво повертела её, то ладонью к себе, словно линии читала, то тыльной стороной, а потом цапнула зубами запястье. Уколов перед этим шипом, спрятанным в перстне. Орк обалдело уставился на неё, его свита — тоже.
— Ты что делаешь, глупая женщина? — возмутился он. — Зачем кусаешься?
Да уж, человеческий мужчина наверняка ответил бы на укус хорошей оплеухой. Если бы успел. На орка, кажется, укол не подействовал. Плохо. А она ведь читала, что орков даже не все смертельные яды берут. Даже мелковатых степных орков. Оставалось признать, что да, глупая она женщина, очень глупая, вот просто полная идиотка, и попросить прощения за дурацкую выходку.
Но тут сын вождя схватился за горло и начал медленно оседать в дорожную пыль. Зрачки у него расширились, он что-то попытался сказать, но его глаза закатились, и он рухнул мешком, пачкая желтоватой пылью роскошный алый шёлк.
Камилла напряглась, готовясь изречь что-нибудь грозное и пафосное, но один из орков выдохнул:
— Хатун… хатун Гюрза!
И вся компания уставилась на неё с почтительным восторгом и непонятным предвкушением.
— Перенесите своего друга в тень, — нервничая, распорядилась Камилла. — Ворот и пояс расстегните, под голову подложите что-нибудь, чтобы лежала повыше, а когда очнётся, давайте побольше пить. Просто воду, никакого пива!
— Он не умер? — удивился старший из орков. — Ты добра, хатун.
Они закланялись, прижимая руки к сердцу, потом подхватили покусанного и потащили его куда-то. И что это было?
Она купила почти всё, что ей требовалось, включая те стёганые одеяла, что посоветовала Пусси. У торговца лежали стопкой забавные ярко-полосатые, но он честно отсоветовал Камилле их покупать: линяют. Орки берут всё равно, они любят всё яркое, да и не слишком они замечают такую ерунду, как цветные потёки тут и там, но вот, ваша милость, гляньте, отличная бязь пошла на одеяло снизу, а сверху атлас. Ну, бледненько, да, зато никаких разводов на простынях. Два? Он сейчас же пошлёт сына, чтобы отнёс к воротам и оставил там караульным. Для госпожи алхимика, так? Конечно, ваша милость, все уже знают. Приходите ещё. Чего нет — закажем в Бурой Скале. А от больных суставов ничего не делаете? Осень на носу, а осенью колени ноют — спасу нет…
И на топлёный жир она легко договорилась, и купила чайный сервиз. В общем, первый выход в посёлок можно было бы считать удачным, если бы не это дурацкое происшествие с орками.
***
— Виноват, ваша милость, да только не велено её милость отвлекать.
Карла, мужичка более чем средних лет, дослуживающего последний до полной выслуги контракт, к Камилле приставили, переведя для этого из конюшни, где он обретался после ранения. Орочий скимитар рассёк ему бровь и щёку, на волосок не дотянувшись до глаза. Глаз не вытек, но рана загноилась, гной попал в глаз, и теперь он то и дело краснел и слезился. У целителя же, видимо, были заботы поважнее, чем слезящийся глаз какого-то рядового (не ослеп же!), так что Камилла сварила капли из собственных запасов, не из здешнего сена. Курс лечения был рассчитан недели на две как минимум, но Карл ожидал каких-то чудес с немедленным исцелением и был разочарован тем, как неторопливо продвигается дело. Приходилось пинать его, заставляя вот прямо сейчас, у её милости на глазах, закапать лекарство, а он не особо-то рвался слушаться какую-то штатскую соплю, да ещё и девку. Обязанности денщика он выполнял добросовестно, начищая туфли Камиллы до солнечного сияния, а уж пряжки и пуговицы на одежде и обуви прямо-таки огнём горели, но вот к поручению никого в лабораторию не впускать отнёсся без всякого энтузиазма, лениво и равнодушно бубня про «не велено».
— «Не велено», — передразнил смутно знакомый мужской голос (Камилла пока что не могла запомнить всех, с кем успела поговорить). — Ну-ка, глаз покажи. О, ничего себе! И это за четыре дня? Сходи в часовню и поставь пару свечек за здоровье госпожи Виперы.
— Пусть лучше как следует выполняет мои поручения, — буркнула Камилла, выходя в «кабинет», как она обозвала ту проходную каморку из-за стоящего в ней письменного стола. Слюдяной щиток она на ходу локотком, не задевая себя перчатками, сдвинула с лица вверх, чтобы не мешал разговаривать, так что он стал похож на козырёк кепи, только длинный и янтарно-прозрачный. — Добрый вечер, господин главный целитель. Что за срочное дело?
— Вас не было за ужином, — пояснил он и, презрев оба стула, пристроился бочком на столе, отодвинув раскрытый журнал. Карл у него за спиной недоверчиво трогал глаз, так и хотелось дать дураку по рукам: глаз только-только слезиться перестал, и покраснение начало сходить, а тут в него лезут немытыми пальцами.
— Это будет повторяться с возмутительной регулярностью, — заверила целителя Камилла. — Зайду потом к господину Лео и попрошу каких-нибудь пирожков.
— Когда я говорил о том, что кроветворное мне нужно срочно, я не имел в виду, что вы сутками должны работать над ним. — Браун оценивающе оглядел её щиток, перчатки за локоть и глухой фартук. — Что такое опасное вы готовите? По запаху судя, у вас варится мыло… жасминовое, если не ошибаюсь…
— Не ошибаетесь.
— Вы так боитесь мыльных брызг в лицо?
— Мыло варится, — пожала она плечами, — а параллельно я готовлю настой из ползучей лозы. Наделаю желатиновых шариков, — ехидно прибавила она, вспомнив Терезу, — и буду швырять в тех, кто меня станет отвлекать.
Целитель досадливо махнул рукой, словно муху отгонял.
— Мыла много? — нетерпеливо спросил он.
— Самый большой котёл, какой нашёлся. То, что мне выдал господин интендант, мне и в руки-то брать боязно, я им даже лабораторную посуду не мою. А вам, господин Браун, простите, придётся ждать следующей партии — эта уже раскуплена заранее, мне самой останется только со стенок соскрести. «Ну вы же в любой момент сделаете для себя ещё», — передразнила она жену первого сотника, разнюхавшую-таки, что Камилла собралась сварить нормальное мыло. — А что ему вылёживаться и твердеть почти три недели, никто вообще слушать не хочет. Требуют отлить им горшочек, а там уж они сами разберутся, как его употреблять. Здесь настолько всё плохо?
— Не то слово, — вздохнул целитель. — Любую ерунду надо везти за десяток лиг из Бурой Скалы, причём под охраной, а фуры не так уж много могут вместить сверх заказанного официально. Вам уже, наверное, разболтали, как мы собачились с Наркисом, предшественником вашим? Он в последние годы вконец обнаглел, лекарства для меня готовил на скорую руку, как попало и из чего попало, лишь бы отвязаться, а сам заколачивал денежки на ерунде вроде мыла и пудры для девиц из «Цветущей Розы». Он тут в окрестностях тальк нашёл, — пояснил Браун. — Я подкинул местным мужичкам работку — добывать его и молоть…
— На присыпки?
— Да, для лежачих особенно. А Наркис всё норовил из этого талька пудры наделать для девок.
— И для адъютанта? — Не будь у дорогого коллеги покровителя, он бы так не наглел. А для красавчика Акселя его не напудренная мордочка наверняка была куда большей бедой, чем пролежни у тяжёлых больных.