— Мы должны потерять свои деньги? — возмущенно крикнул Аарон Бутерман.
— Речь идет не о ваших деньгах, — хладнокровно возразил Сергей, — а только о чрезмерных процентах, которые вы в последние два года прибавляли к основному долгу. Например, лично вы, господин Бутерман, в свое время выдали госпоже Федорович две тысячи гульденов, из которых благодаря вашей странной математике за пару лет получилось уже пять тысяч. Я даю вам две тысячи триста гульденов.
— Исключено.
— В таком случае предъявляйте иск и описывайте имущество, если угодно, — произнес Сергей и спокойно обратился к другому еврею. — Вы одолжили пять тысяч гульденов, но почему-то записали восемь тысяч и вдобавок ежегодно приплюсовывали к этому по четыре тысячи, в итоге получилось шестнадцать тысяч гульденов. Вам я предлагаю пять тысяч плюс пять процентов, которые соответственно составят за два года пятьсот гульденов, стало быть, пять тысяч пятьсот гульденов, и ни крейцера больше.
— Отдайте десять тысяч гульденов, милостивый государь.
— Я даю вам пять тысяч пятьсот, и ни крейцера больше.
— Отдайте, пожалуйста, восемь тысяч гульденов.
— Я же вам говорю, пять тысяч пятьсот.
— Верните хотя бы семь тысяч гульденов.
— Подавайте в суд, тогда вы, может быть, получите больше.
— Я не могу, благодетель вы мой, я не могу это сделать.
— Итак, мое последнее слово: шесть тысяч гульденов.
— Я хотел бы получить деньги прямо сейчас.
— Сию минуту.
Сергей попросил вернуть ему долговое обязательство и распиской подтвердить получение денег, затем отсчитал на стол шесть тысяч гульденов, что произвело на присутствующих сильное, магическое воздействие. Не прошло и часа, как Сергей нашел компромисс со всеми кредиторами и за тридцать восемь тысяч пятьсот гульденов окончательно покончил с долгами своей красивой подруги, в сумме составлявшими сто двенадцать тысяч. Однако он счел излишним ставить Зиновию в известность о своей победе и во второй половине дня укатил в Цолкиев, а оттуда в Копалиско, имение госпожи Федорович. Здесь он нашел хозяйство в поистине ужасном состоянии. Все пребывало в запустении и упадке, а служащие откармливались за счет владелицы так же исправно, как и дворовый люд. Сергей немедленно разогнал всех без исключения: эконома, лесничего, смотрителей, батраков и девок. Затем пригласил каменщиков и плотников, велел им привести в надлежащее состояние дом и хозяйственные постройки, набрал в прислугу новых людей, которых ему порекомендовали судья и священник, и привел в действие телеграф, чтобы как можно скорее заполучить квалифицированного управляющего, честного лесничего, равно как и недостающие земледельческие орудия и машины. У соседних помещиков он купил лошадей, волов, коров, свиней и овец. Правда, из запланированных восьми дней в итоге получилось четырнадцать, и притом четырнадцать дней тяжких хлопот и работы, но, покидая Копалиско, Сергей с полным основанием мог сказать себе, что самое худшее теперь позади и что отныне ход дел должен принять планомерный и упорядоченный характер.
За это время он получил от Зиновии три письма, однако не ответил на них. Был вечер, когда он возвратился в Лемберг. Он поехал к себе на квартиру, переоделся и затем отправился навестить Зиновию.
Она только что пришла из театра. В роскошном бурнусе, с цветком в волосах, озаренная сиянием бриллиантов, Зиновия уже издалека радостно протянула навстречу ему обе руки.
— Ну, слава Богу, вы снова здесь, — воскликнула она, — я без вас чуть было от скуки не умерла. Смешной вы человек, в эдакую погоду забиться в деревенскую глушь и сидеть в моем феерическом дворце, где изо всех щелей дует и с потолка хлещет дождь. — Она сбросила с себя шубку и стянула длинные перчатки. — Но a propos,[26] почему вы не ответили на мои письма? Ни единой строчки не написали. Это отвратительно!
— У меня совершенно не было времени, — ответил Сергей. — Чтобы навести в Копалиско порядок, приходилось не упускать из виду ни одной мелочи.
— Ладно, так и быть, я вас прощаю. А теперь подсаживайтесь ко мне и рассказывайте.
Они расположились в салоне. Сама она заняла место в маленьком фотэ[27] и указала ему на второе.
— Прежде всего позвольте мне отчитаться перед вами.
Сергей извлек из кармана всевозможные бумаги.
— Нет, это нагонит на меня скуку.
— Меня это мало заботит.
Сергей развернул бумаги и приступил к докладу.
Сначала Зиновия попыталась было капризничать, однако он излагал обстоятельства дела так ясно, просто и связно, что красавица слушала его со все возрастающим интересом — даже тогда, когда он набросал для нее примерный бюджет и внятно объяснил, что в ближайшие два года она может тратить не более шести тысяч гульденов в год.
Когда он закончил, Зиновия взяла его за руки и посмотрела на него со счастливым изумлением.
— Не понимаю, как вам удалось распутать такой клубок и привести все в надлежащий вид, — проговорила она, — но я знаю одно: вы самый лучший человек, какого я встретила в жизни. От всего сердца благодарю вас. Но теперь нам следует первым делом подумать о том, как мне погасить свой долг перед вами.
— На это у нас еще есть время.
— Времени-то как раз очень мало, — продолжала она, — я намерена, не откладывая в долгий ящик, начать именно с этого и, чтобы облегчить себе задачу, решила уже в следующем месяце перебраться в деревню.
— В Копалиско?
— Нет, к родственникам, у которых поблизости оттуда есть имение, — ответила она. — Житье там почти ничего не будет мне стоить, и я смогу — что в данной ситуации, на мой взгляд, главное преимущество — без стеснения общаться с вами, мой друг.
— Это невыполнимо, — проговорил Сергей, нахмурив брови. — Во-первых, вы совершенно не приспособлены жить в деревне, особенно зимой, а во-вторых, у меня есть причины, чтобы именно в ближайшее время по возможности там не показываться.
— Это вопрос решенный, а посему тут больше не о чем говорить.
Прошло несколько дней, и разговор о деревенском проекте не возобновлялся — пока однажды вечером Сергей не увидел свою подругу в новом чудесном наряде. На ней был голубой шелковый капот с длинным шлейфом, украшенный белыми кружевами, и поверх него уютная кацавейка из голубого, затканного узорами шелка, подбитая и отороченная царственным горностаем. Зиновия выглядела настолько обворожительно, что у Сергея перехватило дыхание. Когда же она опустилась в кресло напротив него и положила ногу на ногу, взору открылась голубая шелковая туфелька, опушенная и отделанная изнутри горностаевым мехом.
— У вас, похоже, в отношении меня какие-то планы, — сказал Сергей.
— Какой вы догадливый! Да, я собираюсь вернуться к разговору о давешнем проекте — мне хотелось бы поскорее приступить к погашению своего долга вам, а здесь, в блестящей сутолоке столичной жизни, сделать это будет нелегко. Я проведу зиму в деревне, решение принято.
— Вы всерьез намерены жить в деревне у своих родственников?
— Да, у Меневых.
От неожиданности Сергей на мгновение оцепенел.
— Меневы в Михайловке ваши родственники?
— Конечно. Девичья фамилия Аспазии — Федорович, я вдова ее брата.
Сергей вскочил на ноги и в волнении заходил из угла в угол.
— Что с вами?
— Ничего, ничего.
— Видите ли, мой друг, я прекрасно проживу в Михайловке, ни гроша не тратя, я войду в свою колею, отдам вам долг, который довольно велик, а если уж слишком заскучаю, отправлюсь на пару дней в Лемберг. Вы же обоснуетесь у себя в имении, продолжая за мной ухаживать, мы станем вместе кататься в коляске, выезжать верхом и охотиться. О, это будет замечательно!
— Вы Меневых не знаете, — задумчиво проговорил Сергей, остановившийся у окна, — они устрашающе нравственные и щепетильные люди.
Зиновия резво поднялась с кресла и, шелестя шлейфом, несколько раз прошлась взад и вперед по комнате, мягко покачивая бедрами. Ее походка всегда воздействовала на Сергея как прелестная сладкозвучная мелодия.