– Никого сюда не пускать! – кому-то четко сказал Всеволод.
Он подошел к ней ближе.
– Слышишь меня? Маргарита?
«Зачем он спрашивает у меня… я же ничего не могу…»
– Рита! Меня слышишь? Моргни, если слышишь?
Рита пыталась что-то сделать, но веки абсолютно не слушались, она даже сейчас не понимала, как они вообще могут двигаться.
– Хорошо, – услышала она утвердительный ответ. – Кирилл, давай, приступаем.
Рита слышала щелчки, потом какое-то жужжание, перед глазами замелькали силуэты. По смыслу она поняла, что Всеволод не один, а с помощником. Свет вокруг становился то ярче, то приглушеннее, звуки сменяли друг друга. Вокруг что-то происходило, мужчины переговаривались, но она практически ничего не понимала, только ловила лицо Всеволода в своем калейдоскопе. Звучали незнакомые ей слова. Она напряженно вслушивалась. «Что там… ничего не разобрать… о чем говорят…». Термины доносились неизвестные.
– Давай попробуем. Другого выхода пока не вижу, – наконец она услышала что-то понятное.
Вокруг запищало, потом раздались еще несколько щелчков, потом вдруг калейдоскоп в ее глазах, как по мановению волшебной палочки, из нескольких круглых картинок съехался в одно четкое изображение. Она сразу увидела палату, окна, рядом стоящее оборудование и двух мужчин. Всеволод стоял, наблюдая за ней внимательно, а второй мужчина сидел, глядя в монитор – там Рита краем глаза рассмотрела мелькающие зеленые полоски и сверкающие точки.
– Ну-ка, ну-ка, – Всеволод подошел ближе и наклонился, она увидела его прямо перед собой. – Рита, слышишь меня? Попробуй моргнуть.
Она изо всех попыталась сделать то, о чем просил ученый, но ничего не получалось.
– Кирилл, давай еще.
Рита почувствовала, как в глазах закололо, словно маленькими иголками внутри кто-то аккуратно дотрагивался, изображение стало еще отчетливее.
– Хватит пока! – она уже отчетливо видела лицо, склонившееся опять перед ней.
Они встретились взглядом.
– О! – довольно произнес гений. – Вот это другое дело.
Рита сама чувствовала изменения – теперь не калейдоскоп кружился перед глазами, а она сама могла разглядывать то что ей хотелось. Глаза слушались. Она даже почувствовала, как моргнула. «Неужели получилось… неужели получилось… или мне показалось?». От радости она стала моргать, веки слушались, а внутри еще сильнее покалывало иголками.
– Ну не надо моргать так часто, я уже понял. Ну что, Маргарита, будем знакомиться заново? – гений весело улыбался.
«Раз улыбается, значит, все хорошо… Я буду жить… Ксюша… как там моя Ксюша… Он, наверняка, знает все про меня… Пусть там опять подкручивают… Мне нужно узнать… про Ксюшу… Ксюшенька…»
– Что-то чувствуешь? Тело ощущаешь? Моргни!
Рита старалась изо всех сил сейчас не моргать, чтобы дать понять, что она ничего не чувствует. Но теперь, наоборот, веки задергались как раз сильнее.
– Не очень. Пока не очень. Что там? – Всеволод наклонился над маленьким монитором. – Не очень… Слабо. Ладно, давай, ею займемся, потом еще попробуем.
Потом они над ней проводили какие-то то ли эксперименты, то ли исследования. К ней подсоединили провода, присоски, светили в глаза, проворно что-то рассматривали и опять что-то подсоединяли и отсоединяли. Движений было так много, что глаза уже устали, и Рита просто лежала. «У него все получится… все получится… Он может все… Я сейчас встану…». Периодически она открывала глаза и видела все ту же картину – мужчины слажено и точно производили известные только им действия. Они почти не разговаривали, а если Рита, что и слышала, то это были незнакомые ей слова, и смысла она не понимала. Она просто ждала, когда они ее, наконец, починят. И все тогда изменится. Они долго кружились вокруг нее, потом сели рядом, что-то записывали или изучали, поглядывая на маленькие мониторы.
Рите становилось легче. Она также ничего не ощущала, но будто захотелось спать обычным нормальным сном, она задремала, и сквозь сон слышала мужские голоса.
Потом она приоткрыла глаза, не понимая, сколько прошло времени. Очертания палаты и мужчин стали отчетливыми, она оглядела себя – неровное опухшее тело виднелось под простыней, руки и туловище чуть подрагивали. «Ну что так долго…»
Мужчины тем временем что-то продолжали изучать возле ее кровати и беседовали между собой. Она услышала, как засмеялся Всеволод. «О чем они говорят?..».
– … На выставки часто ходим, она же рисует у меня. Художник! Пошли недавно… – веселился гений. – Что они теперь рисуют, непонятно. Куляки-муляки. Но цветное все – красиво. Хожу, делаю вид, будто что-то соображаю в этом. Вокруг важные все. Даже не представляешь себе, с каким видом там все ходят. Даже лучше меня у них получалось воображать. А моя… Ты бы видел, Кирилл… Станет возле картины и так смотрит… с таким восхищением… «Ой, линии там, да пересекаются, одна зеленая, другая синяя, ой красота какая». Говно, короче. По-другому не назовешь. Подходит потом ко мне – я, обычно, ей всегда покупаю что-нибудь. Спрашиваю: «Выбрала что-нибудь? Покажи?». Ведет меня к одной картине. Я чуть не помер от смеха… Еле сдержался, – Всеволод привстал из-за монитора и в воздухе стал чертить руками невидимые линии. – Кирилл, смотри, серый фон, серый-серый, картина примерно такая, – он показал руками размеры полотна. – Тут серое все, а вот тут в уголочке, – он ткнул куда-то в воображаемую картину, – два маленьких кружочка. Один синий, другой… другой тоже синий. Расстояние между ними пару сантиметров, чтоб ты понял. «Вот, эту,– говорит, – хочу, если можно», и с такой любовью на нее смотрит. Я удивился: там были такие цветные, красивые, прямо можно даже дом украсить, красиво будет, ну это… – Всеволод опять засмеялся. – А знаешь, как называется? – мужчина по имени Кирилл улыбнулся и покачал головой. – Называется этот шедевр «Одиночество», – и тут Всеволод просто покатился со смеху. – Я спрашиваю: «А почему такое название?». А она как зыркнет на меня, вроде, «не соображаешь ничего, так молчи». Ну я и замолчал. Одиночество, так одиночество. А ты не знаешь, почему такое странное название? Какое же одиночество, если шариков – два? Если бы один был нарисован, то понятно, конечно, – Рита видела, как Всеволод изобразил недоумение, удивленно подняв брови. – Немыслимо. Я бы по-другому назвал такой шедевр. Например, «Яблони в цвету» или «Одиночество вдвоем», на крайний случай. А стоит, знаешь, скока? – Всеволод приблизился к мужчине вплотную, и тот покачал головой. – Да не скажу! А то возненавидишь меня лютой ненавистью. Как твоя зарплата за два месяца. «Одиночество»… В голове у этого художника одиночество. Купили, значит. Но моя довольная… Художница! Понимает чего-то там… Мы с Наташей, первой моей женой, по молодости ходили на выставки, но там все по-другому было. По-моему, сейчас такие не рисуют. Все понятно раньше было, кошка – кошка, собака – собака, дерево – дерево.