Всеволод развернул телефон.
– Кирилл, иди, подержи телефон, я пока данные посмотрю.
Помощник подошел, бережно взял телефон в руки и развернул экран в сторону Риты. Маленькая светловолосая Ксюша на видеоролике гуляла с мамой в парке рядом с домом. Красивые мягкие башмачки, коротенькая курточка и серьезный задумчивый взгляд. Девочка на видео уверенно шагала с важным сосредоточенным видом и очень смешно переспрашивала у бабушки, как зовут собачку, показывая маленьким пальчиком на крупного щенка и поглядывая в камеру. «Ксюшенька… какая большая… Как смешно говорит… А мама… мама хорошо выглядит… счастливая…». Стало тепло, счастье разлилось такими огромными волнами, что, казалось, они заполнили даже ее новое непослушное тело.
– Рита. Пока здесь еще побудешь. Очень медленно все, очень. Но ты молодец, – Всеволод подмигнул.
– Шпа-шы-о… – Рита со всей силы пыталась поблагодарить гения, она старалась громко и уверенно произнести слово «спасибо», и даже отчетливо услышала собственную речь.
– Пожалуйста! – Всеволод театрально поклонился.
Для простого человека, вырванного из своих обычных будней, такое вот многодневное лежание явилось бы, наверное, страшной мукой, но только не для человека, которому подарили вторую жизнь. Жизнь, в которой впереди виднелось много всего, но рассмотреть все подаренные шансы можно было только со временем. А пока существовала цель, которая делала круглосуточное лежание важным составляющим будущего счастья – счастья увидеть своего ребенка.
– Мы не можем ее выписать… Что вы с ней будете делать дома? Ей нужен специализированный уход, постоянное наблюдение. Анализы. Она не ходит… Вы поймите…
– Мы все обустроим лучше, чем в вашей захудалой больнице. Анечке пора домой. Скоро уже новый учебный год. Она и так здесь у вас столько времени провалялась. А дома сразу пойдет на поправку, да, Анечка?
– Вы о чем сейчас говорите… Какая учеба? Она еще даже…
– Пусть едут домой. Выписывайте. Под расписку, – неприятный голос Елены Петровны подытожил препирания сторон.
– Слышали, выписывают ее…
– Ага… Они уже с нашими договорились, все на подработку согласны. Желающих хоть отбавляй, знаешь, сколько платят?
– Знаю. Ей же постоянный уход нужен.
– Даже скучно без нее будет. Такой цирк бесплатно.
– Да… Год назад умерла, а теперь домой едет. Кто бы мог подумать.
– Чудо. Просто чудо. Вот ведь, как в жизни бывает.
Рита уже хорошо соображала к тому времени, когда ее собрались «выселить». Буквально накануне пришел Кирилл со своим оборудованием, и она на своем языке попыталась ему сказать, что ее решили выписать. Они уже давно понемногу общались, и он понимал ее с полуслова, вернее с «полузвука».
– Все под контролем. Все знаем. Вот телефоны, я положу тебе в документы. В твой телефон номера забил – и свой, и Всеволода Юрьевича. Мы на связи. Звони нам. Перевозить тебя пока нельзя. Будешь у них. Что делать, знаешь.
Рита кивнула.
Большой белый дом. Пафосный. Особняк, кричащий о роскоши внутри и статусе хозяев. Сразу именно эти слова пришли на ум Рите, когда ее привезли. То ли дворец, то ли замок, то ли усадьба для съемок фильма. Куча смешанных стилей, цветов и антуража перемешались, как попало. Аляповато и дорого. Очень дорого.
Она сразу увидела мужчину. Своего, якобы, отца. Он стоял на крыльце, поджав губы, и настороженно и серьезно смотрел, как Риту в каталке завозят в дом.
– Внизу пока будешь жить, Анечка. Так, твоя комната теперь здесь, глянь, как обустроили. Наконец ты дома. Дома стены помогают. Все равно, ничего там они не могут эти врачи. Лежишь там. А тут сразу на поправку пойдешь, – новая эффектная красавица-мама показывала дочери апартаменты.
«Тебя тут ждали, может, и правда, выздоровление Анечки пойдет быстрее», – Рита надеялась на прогресс в восстановлении.
Ей выделили две комнаты на первом этаже, с удобной купленной специально больничной сложной кроватью. Наняли заблаговременно сиделок с медицинским образованием для ухода. Но… на этом все началось и закончилось.
Рита с удивлением замечала, что, так часто ее проведывающая опекунша, перестала даже заходить в ее комнату. Рита оставалась в своей новой палате на первом этаже шикарного особняка в таком одиночестве, что больница ей показалась шумным пионерским лагерем. Она теперь вообще никого не видела и не слышала, кроме круглосуточно дежурящих и приставленных к ней помощниц.