Знаете, есть одно произведение, спектакль, что ли...
Знаете, есть одно произведение, спектакль, что ли...
Он происходит на широкой-широкой светлой сцене с косыми лучиками света, там обязательно теплое море с барашками облаков, или пикник с хорошим вином, или эстрада типа Жанны Фриске через пару рядов, но временами, потому что работа не ждет. Все мужчины там настоящие мужики, ни Родины, ни гнутого гвоздя врагу не отдадут. Все женщины в туниках кулинарят, если на первом канале не застряли по причине их истинной необходимости, причем красивы или умны. Девочки там в бантиках со скакалкой или с мелом, чтобы в классики прыг-прыг. Мальчики учатся, чтоб потом женам раз в год китайский фарфор покупать (ну, или трофеем привезти, если что), а цветы - каждый божий день. Начальники там - все подряд атомные ледоколы, а врагов и лодырей, без которых не интересно, насквозь видят и рассчитывают на пару пятилеток вперед. Обязательно там еще девушка, которая так себе, на пятачок, но ее непременно разглядывает совершенно положительный офицер с двумя расчудесными ребятишками и звенящем серебром-золотом на всю грудь. Еще там есть веснушчатый парнишка, пивной такой распивной, зубами пробки открывает, а в будущем - академик, нет - банановый король, то есть не банановый, а газовый в доморощенных декорациях. А еще там есть Глава Государства и его непосредственные рыцари в выглаженных костюмах и морщинами на лбу от постоянного мышления в ночные часы. Этот глава все видит и ночей не спит, чтоб в месяц мужики его государственные на одно мороженое больше детишкам своим покупали или чтоб море в Сочи на градус, но теплее...
Думаю, продолжать не стоит, потому что вы все, благородные господа и сударыни, поняли, что под этой широкой-широкой сценой есть еще одна, такая же широкая и настоящая. На ней мужики уходят к хорошим любовницам, один от двух своих сереньких детишек - дочек потомственной алкоголички, другой - от жены, которая, вроде нечего, но ведь один раз живет и потому с коллегой по работе в преферансы всякие не дуется, но раз в неделю интимно развлекается и не потому что хочет, а потому что может. На этой сцене строят, чтобы загнать, избираются, чтобы фоткаться, лгут, режут, крестятся, воздают и воюют просто так, и все напрочь хотят на пмж в Швецию, в США или хотя бы на Пхукет в Болгарию. Жизнь на этой сцене не такая солнечная и правдивая, как на верхней, зато на ней есть настоящие слезы, бриллианты, неподдельная вонь, пальмы Флориды, классные землетрясения и тайфуны, искренний лесоповал до длительного треска и хорошая любовница, без ночи с которой вся жизнь, как тьма египетская. Думаю, продолжать не стоит, потому что вы все, благородные господа и сударыни, поняли, что под этой широкой-широкой сценой есть еще одна, такая же, но настоящая. На ней мы, как нейроны корневые, осязаемо существуем: в коморках с никогда не чищенными сковородами но за клавой, в своих личных и арендованных гробах, в которых можно передвигаться не сутулясь из-за роста. На ней мы прозябаем до «тьфу» слабонервно и гадостно, как доходяки достоевского, потому что постоянно кто-то злорадно дергает в самый зыбкий момент за ниточки паучиных паутин, тянущихся сверху к самым нашим интимным подробностям. Дергает за те самые ниточки, с измальства привязанные к самым тонким нашим материям, то есть к душам истлевающим, привязанные самыми нашими любимыми, самыми родненькими, самыми ы. Там, на этой сцене, везде ящики с гвоздями не распакованные, кипы крепких распятий и попов, там кругом расставлены посудины с пеплом для посыпания голов, стеклянные бутылки и бутылочки с кислотами-ядами-газами, там везде пузатятся бочки с пивом, вином, фыркают краны с «беленькой», там все подряд сочинят рифмы про жисть, а потом дрочат или по-умному мастурбируют, жрут и пукают, если не пердят прямо по пеленгу. Там, на этой сцене, оберток для чувств совсем не используют, тем более, коробок, горшков или ящичков - заповедано это, но кем, не известно. Там лампочки сплошь маловаттные, чтобы ненароком не мимо не пройти. Не подумайте, что там все очень плохо. Наоборот, там хорошо, очень хорошо, потому что все на свете есть - от рака катаракты и дранкулеза до черной икры и Мэрелин Монро, раскручивающей платье; там хорошо, как в Гаграх с теплым морем в получасе, хорошо, как в Гаграх в съемной комнате с памятником нежелающей почить супруги хозяина, которая по причине болезни ничем кроме мочеиспускания заниматься не может; там хорошо, как в комнате со старинными обоями, за которыми тучные клопы, строго соблюдающие темное время суток. Нет, там есть безжизненные пространства, и можно уйти и лечь на сковородку песка лицом к пустынной гвоздичке, чудом существующей, но долго ли так полежишь, если Мэрилин за спиной раскручивает платье, а в море нагишом купается сучка, одиноко так купается, купается, жизнью так доведенная, что не оглядывается совсем?