— Я не смогу ей написать, так как она не оставила мне своего адреса. Я весьма обеспокоен, потому что предполагаю, что случилось что-то непредвиденное. Она внезапно сдала свою квартиру и уехала в неизвестном направлении. Я звонил всем ее знакомым, но никто ничего не знает.
Добранецкий посмотрел на него с иронической усмешкой.
— И даже профессор Вильчур не смог дать вам никакой информации?
Кольский широко открыл глаза.
— Я не обращался к профессору Вильчуру.
Откуда он может что-нибудь знать?
Добранецкий рассмеялся.
— Вы так неопытны, дорогой коллега. Если бы я знал, что слово "наивный" не оскорбит вас, то сказал бы, что вы наивный.
— Я ничего не понимаю, пан профессор…
— Да здесь нет ничего сложного, — небрежно бросил Добранецкий. — Как правило, самым проинформированным лицом в делах женщины является ее любовник.
Кровь бросилась в лицо Кольскому. В первое мгновение он хотел вскочить и влепить пощечину Добранецкому, однако встретил насмешливый взгляд профессора. И вдруг он почувствовал какую-то смертельную усталость, наступил как бы паралич.
— Ну да, — стучало в голове. — Этот подлец прав… Как же я был глуп, как наивен.
Добранецкий, небрежно играя карандашом, продолжал:
— Я не думаю, чтобы наша любимица уехала из Варшавы. А то, что она сдала квартиру, еще не является доказательством. Квартира сдается не только при переезде в другой город, но и тогда, если, скажем, перебираемся в квартиру приятеля. Мне кажется, что поиски панны Каньской не доставят вам ни особых трудностей, ни особого удовольствия.
Из кабинета Добранецкого Кольский вышел почти в бессознательном состоянии. Подброшенное профессором подозрение разрасталось, заливало мозг кровью, сжимало грудь в бессильной ярости, взывало к мести, наказанию или, наоборот, прорывалось рыданием. Несколько раз ночью он вскакивал, одевался и хотел бежать к вилле профессора Вильчура. Мысленно проговаривал сокрушительное осуждение, которое он бросит ему в лицо, и слова презрения, которыми заклеймит ее, а потом снова плакал и сожалел о том, что, собственно, нет у него никаких прав не только на ее чувства, но и на осуждение ее поступка. Он для нее никто. Просто коллега, которому она не должна объяснять свои поступки. Ну, пойдет он туда и что ей скажет?.. Вы обманули меня в письме?.. Я ошибся в вас?.. Это все пустые слова.
К утру им овладели более оптимистические мысли. Добранецкий — плохой человек и поэтому судит плохо о других. Это невозможно, чтобы Люция была чьей-нибудь любовницей. Ее глаза смотрели так открыто и ясно. В ней не было ничего от девки. Да, он не одобрял этого обожания, разумеется платонического обожания, Вильчура, но в остальном она была замечательным человеком в полном смысле этого слова.
Измученный и разбитый, пришел он утром на работу. Долгий обход больных, потом ассистирование при нескольких операциях. Чувствовал себя выжатым как лимон. Несколько раз, проходя по коридору, невольно заглядывал в комнату к терапевтам. Она сидела за тем столом, такая красивая, со светлыми волосами, в белом халате, с серьезным и умным лицом…
Так проходили дни. Сто раз брал он в руку трубку, чтобы позвонить профессору Вильчуру, сто раз он шел к его вилле и возвращался с полпути. Пусть лучше неизвестность, чем подтверждение омерзительных подозрений Добранецкого. Наконец, на четвертый день, окончательно сломленный, готовый ко всему, отчаявшийся, он решил узнать правду, пусть даже горькую, хотя бы увидеть ее, сказать несколько слов, услышать ее голос.
Приближаясь к вилле профессора, он еще некоторое время колебался, но это быстро прошло. Был уже вечер, и он надеялся увидеть освещенные окна, но вилла была погружена во мрак. Он стоял у калитки и долго прислушивался, прежде чем нажать кнопку звонка. Среди царившей вокруг тишины он услышал звонок внутри дома. Подождав несколько минут, он позвонил снова, еще и еще раз. Внутри или спали, или никого не было.
В этот момент он увидел висевшую на калитке табличку. Зажег спичку и прочитал: "Вилла сдается с сегодняшнего дня".
Догорающая спичка обожгла ему пальцы, но он даже не почувствовал этого. Молнией промчалась мысль:
— Уехал. Уехали вместе…
На следующее утро он снова отправился туда. В саду перед виллой какой-то человек перекапывал грядки. Не много он сумел узнать у него: вилла, действительно, сдается, потому что профессор Вильчур выехал.