Прошло несколько минут, пока он взял в руки газету.
"Стало известно, — читал он, — что общество, в котором был застрахован трагично скончавшийся в клинике профессора Вильчура всемирно известный польский певец Леон Донат, угрожало незадачливому хирургу начать процесс о возмещении нанесенного ущерба. Понимая, что процесс этот он проиграет, поскольку смерть великого тенора наступила по причине халатности и беспорядков, царящих в клинике профессора, он вынужден был выплатить страховую сумму, равную двум с половиной миллионам злотых. Для покрытия этой огромной суммы в собственность страхового общества ушла клиника профессора, его вилла, почти все, чем он владел. Невозможно не посочувствовать известному хирургу, что его коснулось разорение, однако, с другой стороны, пусть этот случай станет предостережением для всех тех докторов, которые легкомысленно распоряжаются жизнью вверенных им пациентов…"
Вильчур отложил газету и едва слышно произнес:
— Однако случилось…
Снова подлили масла в огонь. Сработала чья-то неделикатность, чья-то болтливость или злобное шпионство, подпитанное снова сплетнями. И опять начнется новая оргия нападок.
— Я не голоден и есть не буду, — сказал он слуге, когда тот доложил, что ужин на столе.
— Может быть, хотя бы чашку бульона?
— Нет, спасибо. Приготовь мне, Юзеф, еще кофе… Да еще коньяку.
В эту ночь профессор Вильчур не ложился совсем. Большое количество выпитого кофе и алкоголя сделали свое дело. Утром он увидел в зеркале свое посеревшее, измученное и отекшее лицо. Несмотря на усталость, он заставил себя тщательно выбриться и, как всегда, ровно в восемь был в клинике.
Нетрудно было заметить, что вчерашняя газетная информация была уже известна всем. Доктор Жук, докладывая программу дня и состояние больных, правда, не осмелился спросить о чем-нибудь Вильчура, но его взгляды свидетельствовали о том, что вопросы висели на кончике языка.
Программа предусматривала пять операций: одна трепанация черепа, в трех следующих нужно было сложить сломанные кости конечностей и, наконец, операция по удалению аппендикса у привезенной ночью четырнадцатилетней девочки. За исключением первой, все операции были обычными и не представляли сложности.
Закончив часовой обход, профессор пришел в операционную. После памятного случая с Донатом он дополнительно осматривал лично каждого пациента, проверяя состояние его сердца и восприятие усыпляющих средств. Это отнимало много времени, но он предпочитал полагаться только на себя.
Первая операция длилась больше часа и прошла нормально. Послегриппозный мозговой нарыв был разрезан и очищен. Последующие операции тоже прошли спокойно. Однако последнюю Вильчур решил перенести на полчаса позже: ночь без сна и нервное напряжение давали о себе знать.
Когда Вильчур сидел в ординаторской, пришел Добранецкий, поздоровался и предложил:
— Ранцевич сказал, что вы устали. Может быть, на операцию по удалению аппендикса назначить кого-нибудь другого?
— Нет, благодарю вас, — усмехнулся Вильчур.
— Да и я сейчас свободен… Возможно…
— Нет, я вам очень признателен, — не мог справиться с повышенным тоном Вильчур.
Затем он встал и нажал кнопку звонка.
— Пациентку в операционную, — раздался за дверью голос санитара.
Добранецкий вышел. Вильчур открыл аптечку, взял бром, всыпал большую дозу в стакан, налил воды и выпил.
Приступая к операции, он уже полностью владел собой и каждым своим движением. Диагональный разрез был рассчитан точно. Несколько капель крови на белом жировом слое и сине-фиолетовый лабиринт кишок. Раскаленный провод электроаппарата, мгновенно зашипев, выполнил свое задание, и вздутый аппендикс оказался в стакане с формалином. Операция подходила к концу. На сорок пятой минуте профессор Вильчур наложил швы.
… Двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, — считал доктор Жук инструменты.
Больную вывозили из операционной.
— Не хватает одного, — спокойно объявил доктор Жук.
Мгновения растерянности. Профессор Вильчур, который уже снимал маску, охрипшим голосом сказал:
— Обратно на стол.
Необходимо было второй раз вскрывать брюшную полость для того, чтобы из свитков кишок достать маленький металлический предмет, сверкающий никелем. Жара в операционной и усталость действовали так, что Вильчур последним усилием воли удерживал свой мозг в сознании, а руки в подчинении, но чувствовал, что близок к обмороку. К счастью, он выдержал до конца.