И сразу мне стало заметно легче. Я смог даже негромко выругаться сквозь зубы. Мне удалось лаже приподнять голову и осмотреться.
Камера, освещенная желтым светом пыльного дежурного фонаря, оказалась совершенно пустой. Ни грязных бомжей, ни злобных афганцев. Ни вонючей параши… Вернее, параша стояла на положенном месте, но по сравнению с той, что мне довелось наблюдать в прежней камере, казалась просто медицинским стерилизатором. К тому же с подобранной по размерам крышкой.
В проходе к стене был привинчен небольшой — даже меньше, чем в поезде — плохо окрашенный железный стол, сделанный в монолите с двумя, железными же табуретами. Небольшие нары — по размерам тоже примерно как полка в поезде — были действительно обшиты досками.
Если к тому же на металлическом столике стояла бы кружка с водой, то жизнь здесь вообще показалась бы медом. Мне очень хотелось пить. Ужасно хотелось пить! Глотка пересохла настолько, что ее даже саднило, как при ангине. Но плестись к двери, колотить в нее кулаком, вызывать вертухаев и наивно просить у них напиться я не стал. Во-первых, потому что совершенно не было на это сил. Во-вторых, потому что не без основания полагал, что напоят меня еще одним ударом по почкам. А потом еще попинают ногами. Нет уж, ну их всех, мусоров, на три буквы!
Я снова свернулся калачиком и постарался припомнить, что же меня привело в эту одиночную «камеру-VIP». Только то, что менты, отметелив меня так сильно, что я потерял сознание, постеснялись возвращать меня, неподъемного, в общую камеру? А в тот момент как раз пустовала эта? Хм, такой вариант имеет право на жизнь.
Но есть и другой. Я даже похолодел, когда он пришел мне в голову! Я даже на время забыл про свои болячки!
А что, если это — улучшение режима содержания (или как это там у них называется)? А что, если накануне, намяв мне бока, от меня сумели добиться каких-нибудь показаний? Какого-нибудь наговора? Что, если сломили меня? Ведь мусора в этом деле непревзойденные доки.
Я снова негромко выругался и постарался покрепче напрячь мозги и припомнить, что же произошло вчера после того, как прапор сковал мне запястья наручниками…
Так… нас с майором выпустили из дежурки, в которой сидят вертухаи, и мы пошли по длинному подвальному коридору. По этому же коридору меня вели и пару часов назад — «на отсидку». Теперь же я возвращался назад. На волю?! Я даже в какой-то момент подумал, что мы с этим ментом сейчас выйдем на улицу через дверь, сквозь которую меня заводили сюда, и поедем в какой-то другой район. Или даже в «Кресты». Я даже направился к этой двери, но майор у меня из-за спины прошипел:
— Не туда. Прямо и направо, на лестницу.
Мы поднялись на третий этаж и прошли по другому длинному коридору. В отличие от подвального — уже совершенно цивильному коридору: с паркетным полом и отделанными деревянными панелями стенами. Никаких признаков жизни вокруг я не замечал. Не удивительно. Даже менты-трудоголики должны отдыхать, а был уже поздний вечер — если судить по кромешной темноте за окнами. А может, была уже глубокая ночь? Черт ее знает. Я давно потерял счет времени.
— Здесь стоять! Рожей к стене!
Я послушно уперся лбом в стеновую панель. Услышал, как за спиной скрипнула дверь, и майор проорал:
— Леха, где ты там, мать твою? Я чего, на посылках у вас? Шестерку нашли… принимай клиента.
— Одного? — услышал я другой голос, густой и глубокий, как оперный театр.
— Одного?!! Ну ты нахал, мать твою! Одного… — сразу распалился майор. — Нет, всех собрал. Строем привел. Кочевряжиться будешь, назад щас доставлю, и никого никогда… Забирай, пока не раздумал. — И ткнул меня кулаком в больные почки. — Кругом!
Я не спеша развернулся и сразу пересекся взглядом с крепким детиной в ментовских форменных брюках и матросской тельняшке. Мышцы у этого типа были что надо! — наверное, в свободное время, накачавшись стероидами, он не отлипал от тренажеров. Рожа тоже что надо — плоский негроидный нос, тяжелый подбородок и маленькие свинячьи глазки. Интеллекта в них было ноль.
Из-за плеча детины выглядывал еще один мусор (или кем он там был?). Тоже в тельняшке, маленький и чернявый. Совсем молодой, с девчоночьей рожицей — такие очень нравятся стареющим нимфоманкам.