– Прошу передать пану профессору, – говорил слуга, – чтобы он как можно скорее возвращался домой.
– Профессор в операционной, – каждый раз флегматично отвечала секретарша панна Яновичувна.
– Что за штурм, черт возьми! – проговорил, входя в приемную, главный врач Добранецкий.
Панна Яновичувна вынула из машинки отпечатанную страницу и сказала:
– Сегодня годовщина бракосочетания пана профессора. Забыли? У вас ведь приглашение…
– Ах, да. Надеюсь хорошо повеселиться… Как всегда, у них будет первоклассный оркестр, отменный ужин, лучшее общество.
– Это еще не все! Вы забыли о прекрасных женщинах, – иронически заметила секретарша.
– Вовсе нет. Если вы там будете… – галантно произнес доктор.
На бледных щеках секретарши появился румянец.
– Не остроумно, – пожала она плечами. – Даже будь я красавицей, и то не рассчитывала бы на ваше внимание.
Панна Яновичувна не любила Добранецкого, хотя, как мужчина, он нравился ей: орлиный нос, высокий лоб и задумчивый взгляд. Она знала, что он хороший хирург, потому что сам профессор поручал ему сложнейшие операции и перевел на должность доцента. Однако она считала его холодным и расчетливым карьеристом, охотившимся за богатой невестой, и, кроме того, не верила в его искреннюю благодарность профессору, которому он был обязан всем.
Добранецкий был достаточно прозорлив, чтобы почувствовать эту неприязнь. А поскольку в его правила не входило восстанавливать против себя кого бы то ни было, кто мог хоть чем-нибудь ему навредить, он примирительно спросил, указывая на стоявшую возле стола коробку:
– Сшили себе новую шубу? Коробка от Порайского.
– Я не могу позволить себе одеваться у Порайского, тем более сшить такую шубу.
– Даже «такую»?
– Загляните. Черные соболя.
– О-го-го!.. Хорошо же живется пани Беате.
Покачав головой, он добавил:
– По крайней мере, материально.
– Что вы имеете в виду?
– Ничего.
– Постыдились бы! – вспыхнула панна Яновичувна. – Такой муж и так любит ее… Позавидовать ей могла бы каждая женщина.
– Очевидно.
Панна Яновичувна пронзила его гневным взглядом.
– У нее есть все, о чем может мечтать женщина! Молодость, обаяние, очаровательная дочурка, известный и обожающий ее муж, который работает днями и ночами, чтобы обеспечить ей все удобства, положение в обществе. И уверяю вас, доктор, что она умеет это ценить!
– Я не сомневаюсь, – кивнул головой доктор. – только знаю, что женщины больше всего ценят…
Не успел он закончить свою мысль, как в кабинет вбежал доктор Ванг и воскликнул:
– Потрясающе! Удалось! Будет жить!
С энтузиазмом он начал рассказывать о ходе операции, во время которой ассистировал профессору.
– Только наш профессор мог отважиться на такое!.. Показал, на что способен, – с гордостью заметила панна Яновичувна.
– Ну, не будем преувеличивать, – продолжал доктор Добранецкий. – Мои пациенты не всегда лорды и миллионеры, может быть, им не всегда по шестьдесят, но история знает целый ряд успешно проведенных операций на сердце, в том числе и история нашей медицины. Варшавский хирург доктор Краевский именно после такой операции приобрел всемирную известность. Это было тридцать лет назад!
В кабинете собрались врачи из персонала клиники, и когда, спустя несколько минут, появился профессор, на него обрушился поток поздравлений.
Он слушал их, и на его раскрасневшемся, с крупными чертами, лице светилась добрая улыбка. Профессор украдкой посматривал на часы. Однако прошло не менее 20 минут, прежде чем он оказался внизу в своем большом черном автомобиле.
– Домой, – бросил он шоферу, поудобнее устраиваясь на сиденье.
Усталость быстро проходила. Он чувствовал себя здоровым и полным сил. И, хотя из-за полноты Вильчур выглядел гораздо старше своих 43 лет. чувствовал он себя моложе своего возраста, а временами казался просто мальчишкой, особенно когда кувыркался на ковре с маленькой Мариолой или играл с ней в прятки. При этом он не только забавлял дочурку, но и сам получал удовольствие от игры с ней.
Беата не понимала его, и, когда присматривалась к нему в такие минуты, в ее глазах можно было увидеть что-то вроде замешательства и страха.
– Рафал, – говорила она, – если бы тебя кто-нибудь увидел сейчас!
– Возможно, тогда мне предложили бы место воспитательницы детского сада, – отвечал он с улыбкой.
Признаться, в такие минуты ему становилось обидно. Беата, несомненно, была самой лучшей женой в мире и, конечно, любила его. Но почему она относилась к нему с ненужным почтением, даже с поклонением? В ее заботе и бережном отношении было что-то церемонное. В первые годы их жизни ему казалось, что Беата боится его, и он делал все, чтобы помочь ей справиться с этим чувством. Рассказывал ей самые смешные случаи о себе, исповедовался в ошибках, студенческих похождениях, старался вытеснить из ее милой головки даже самую мысль о том, что они не совсем равны. Наоборот, он на каждом шагу подчеркивал, что живет только для нее, работает для нее, что только она составляет его счастье. И это было действительно так.
Он безумно любил Беату и знал, что она отвечает ему тем же, хотя ее любовь проявлялась не столь откровенно. Беата была деликатной и нежной, как цветок. Она всегда встречала мужа милой улыбкой и добрым словом. И, если бы иногда Вильчур не видел ее раскрепощенной, заливающейся громким радостным смехом, веселой и кокетливой в окружении молодежи, ему бы казалось, что она и не может быть другой. Профессор старался доказать ей, что он не меньше, чем молодежь, способен на беззаботные развлечения. Но все его усилия были напрасны. Наконец, со временем он смирился со своим положением и считал, что не имеет права желать еще большего счастья.