Как только он выбежал, Ольга залилась веселым смехом. Она смеялась так громко, что ее слышал с улицы даже Степан.
— Чего ржешь теперь? Ага, обварила мужика, теперь, наверное, и рада, что калекой останусь! Но запомни! Я и тебе гулять не позволю!
Ревнив он был без меры, оттуда и беды все.
— Ой, ой, помолчи хоть немного, а то у меня живот сведет от коликов! — Ольга вышла на крыльцо и, увидев своего мужа в кадке, опять залилась смехом.
— Ты мне объясни, чего смешного-то? — взорвался Степан.
— Я… я щи эти час назад разогрела, а пока ты с новым лекарем прошатался, они уж и поостыли! Так что рано ты… в кадку-то… — она опять закатилась смехом и вошла в дом. На улице уже начали собираться соседки и с недоумением глядеть на старосту, сидящего в кадке.
— Ой! Сосед, никак стареть не хочешь! Решил себя для молодой жены засолить, — звонкий голос соседки Розы был слышен по всей улице. Раздался дружный смех.
— А может, и меня рядом посадишь? Кто знает, может и помолодею, а? — издевалась над ним старушка Боброва.
Степан не знал, куда деться от пронырливых баб.
— Нет, бабоньки, это он метод от мужского бессилия отыскал! Ведь все же знают, как он Ольгу любит и боится, как бы она к другому мужику не убегла! — раздался голос самой вредной и злословной Агафьи Топорковой.
— А вот это уже лишнее, Агаша, — спокойно, но твердо возразила Ольга, услышавшая ее слова и вышедшая на крыльцо.
Бабы быстренько разошлись. Ольга повернулась к мужу, улыбнулась, подошла и помогла вылезти из кадки.
— Да-а-а, — протянул он, — насмешил я сегодня народ. Сейчас переоденусь и схожу к лекарю нашему, заодно и посмотрю, как он устроился, и лекарь ли по-настоящему.
— Иди.
Филипп устало брел вдоль высокой белой стены маленького монастыря, примыкавшего к госпиталю. Ворота были закрыты, и из-за них слышались собачий лай и тихие женские голоса. Солнце уже клонилось к закату, и Филиппу нужен был ночлег. Он надеялся, что его пустят переночевать, и постучал в ворота деревянным молоточком, висевшим на косяке.
— Пустите, люди добрые, переночевать, — попросил Филипп.
— Нельзя! Желтушница у нас! — раздался из-за ворот грубый мужской голос сторожа.
— Я сам лекарь! Я бы мог вам помочь! — крикнул Филипп уже в пустоту.
Он устроился под кустом сирени и решил немного отдохнуть, а если удастся, и вздремнуть.
Глава 9
Антония быстрыми шагами возвращалась в палату после вечерней службы, чтобы обрадовать Диану, но тут ей навстречу выбежала молоденькая медсестра Елена.
— Игуменья Антония, там лисица застряла в заборе! За курами охотилась, негодница, и теперь страдает. Надо бы ее высвободить!
— Ты предлагаешь это мне? — строго спросила Антония.
Елена потупила взгляд.
— Но, игуменья, мне нужно для этого выйти за ворота, — наконец призналась она.
— Да? А не лжешь ли ты мне?
Елена встрепенулась, подняла на Антонию испуганные глаза и тотчас ответила:
— Что вы! Нет, нет, как можно? Взгляните сами на страдания этого бедного животного, и ваше сердце тоже проникнется к нему сочувствием, — горячо ответила девушка.
— Ну хорошо, идем посмотрим, — Антония последовала за девушкой.
И вправду, за курятником, у ровных грядок с огурцами в деревянной ограде застряла небольшая лисица. Она недовольно тявкала и извивалась.
— Господи! Божья тварь, — произнесла Антония и склонилась над страдающим животным, но в этот момент лисичка решила справить нужду, и сделала она это так неожиданно и быстро, что Антония даже не успела опомниться.
— Ох! — только и произнесла она, а потом послышались на весь двор ее причитания: — Мы, значит, жизнь ей спасаем, а нам так за то платит? Божья тварь! Ну, погоди у меня! Я тебя самолично выпорю! — Антония разговаривала с лисичкой, как с маленьким ребенком.
Елена еле-еле сдерживала улыбку:
— Игуменья, давайте я сама ею займусь, а вы пока приведите себя в порядок, — предложила она. Антония посмотрела на монахиню, потом на себя и вздохнула:
— Ты права, избавься от этой твари побыстрее, — она направилась обратно к госпиталю.
Филипп прекрасно слышал этот разговор и обрадовался случаю поговорить с девушкой. Он дождался, пока игуменья удалится, и приблизился к забору. Лисичка грозно тявкнула и распушила усики.
— Тише ты! — прикрикнул он.
— Ой! Там кто-то есть? — спросила Елена.
Филипп склонился и, отодвигая лисичку, встретился взглядом с Еленой.
— Я есть, и я могу помочь вам, — сказал он.
— Ох, пожалуйста! Будьте благородны, облегчите бедному животному страдания, — попросила она, и в ее голосе слышалась искренняя жалость.