Я все тебе дам. Вот увидишь, Беата! И драгоценности, и наряды из Парижа, и балы, и слуг! Все тебе дам!
А у самого тогда, кроме двух чемоданов в одной комнатушке, шкафа со специальной литературой и скромного оклада доцента, ничего не было.
Но зато у него была стальная воля, твердая вера и горячее желание выполнить данные Беате обещания. Большие знания, врожденный талант, сильный характер и упорный труд сделали свое дело. Счастье сопутствовало ему. Росла слава, росли доходы. В тридцать семь лет он получил кафедру, а через несколько месяцев еще большее счастье пришло в их дом: Беата родила девочку.
В честь покойной прабабки Гонтыньской назвали ее Мария Иоланта, уменьшительно — Мариола.
Воспоминание о дочери новой болью сжало сердце профессора Вильчура. Не однажды он задумывался над тем, кого из них он больше любит… Когда девочка начала говорить, одним из первых ее слов было: “тапу-ля…”
Так и осталось с годами. Она всегда его называла “тапулей”. Когда в два года девочка заболела и перенесла тяжелую скарлатину, он дал себе слово, что с этого момента всех бедных детей будет лечить бесплатно. В его второй больнице, где всегда не хватало мест, несколько палат занимали дети — бесплатные пациенты. Все это делалось ради нее, для ее благополучия и здоровья.
А сейчас ее отняли у него.
Это было бесчеловечно и жестоко.
— Ты должна отдать ее мне! Должна! — произнес профессор, сжимая кулаки.
Прохожие оглядывались, но он не замечал ничего.
— За мной право! Ты бросила меня, но я заставлю тебя вернуть мне Мариолу. Право за мной. И моральное право за мной тоже. И ты сама это должна признать, ты подлая, подлая! Подлая… Низкая, неужели не понимаешь, что совершила преступление! Какое преступление может быть более тяжким?.. Какое, скажи сама!.. Тебе были омерзительны деньги и все остальное. Хорошо, но чего тебе не хватало? Не любви же, потому что никто не сможет тебя любить так, как я! Никто! Во всем мире!
Профессор споткнулся и едва не упал. Он шел немощеной улицей, утопавшей в грязи. То тут, то там были уложены большие камни, по которым жители этого района пытались добраться домой, не промочив ног. В окнах уже нигде не было света. Редкие газовые фонари едва освещали темную узкую улочку. Вправо вела более густо застроенная улица. Вильчур повернул туда и пошел медленнее.
Он не чувствовал усталости, но ноги стали тяжелыми, невыносимо тяжелыми. Он. должно быть, промок насквозь, так как чувствовал, что под порывами злого осеннего ветра его начинает знобить.
Вдруг кто-то преградил ему дорогу.
— Уважаемый, — раздался охрипший голос, — одолжи, пан, без банковской гарантии пять сотен на поддержку.
— Что? — не понял профессор.
— Не чтокай, ибо к тебе вернется, говорится в Священном Писании. Как аукнется, так и откликнется, гражданин столицы тридцатимиллионного государства с выходом к морю.
— Что вам угодно?
— Здоровья, счастья и всяческого благополучия. А более всего желаю себе, чтобы мой пустой желудок был наполнен сорокапятипроцентным раствором алкоголя при любезном участии некоторой дозы свиной падали, называемой колбасой.
Оборванец с отекшим небритым лицом едва держался на ногах. От него разило спиртным.
Профессор достал из кармана несколько монет.
— Возьмите.
— Bis dat, qui cito dat
, — манерно ответил пьяница. — Thank you, my darling
Позволь, однако, щедрый жертвователь, и мне пожертвовать для тебя что-нибудь ценное. Я имею в виду свое общество. Да. Слух тебя не подводит, добрый человек. Я удостаиваю тебя этой чести. Noblesse oblige!
Я ставлю! Вы промокли, сэр, замерзли на холоде. “Войди в мой дом, человече, и отогрейся возле меня”. Правда, у меня нет дома, но зато у меня богатые знания. Что значит какое-то строение по сравнению со знаниями?.. А я ими с паном, mon prince
, охотно поделюсь. Мои знания разносторонни. Пока говорю только о топографической части. Определенно знаю, где находится единственная пивная, в которую человек может попасть в такое время, не выламывая замков и решеток. Одно слово: Дрожжик. Это здесь, на углу Поланецкой и Витебской улиц.
Вильчур подумал, что действительно алкоголь разогреет его, ведь он совершенно замерз. А, кроме того, беспрерывная болтовня пьяницы оглушала его, но и отвлекала.
Уже совсем стемнело, когда после настойчивого стука в закрытые ставни они. наконец, вошли в маленький магазин, пропитанный запахами открытых бочек с селедкой, пива и керосина. В комнате рядом, немного большей, хотя еще более зловонной, в углу за столом сидело несколько совершенно пьяных мужчин. Хозяин, квадратный верзила с лицом заспанного бульдога, в грязной рубашке и расстегнутой жилетке, ни о чем не спрашивая, поставил на свободный стол бутылку водки и выщербленную тарелку с обрезками мяса.