Дом соединялся с мельницей и состоял из трех изб, в которых жил Прокоп с семьей и работниками, и совсем новой пристройки, которую он поставил для старшего сына Альбина, когда тот собирался жениться. Со дня смерти Альбина пристройка пустовала, потому что и второго сына, когда он перебрался туда, на следующий день постигло несчастье. Люди говорили, что кто-то проклял дом или сглазил фундамент. Правда это или нет, во всяком случае никто не захотел там селиться. Однако кое-кто уверял, что не пристройка заколдована, а сам Бог покарал таким образом Прокопа Мельника за то, что он судился со своим братом и пустил его по миру.
Такие разговоры раздражали и злили Прокопа. Он не мог стерпеть этого, и не один уже получал от него за сплетни. И все-таки, здесь была какая-то зловещая тайна. Выросли у мельника три сына. Средний на войне погиб, старший перед самой женитьбой, выпив, провалился под лед и утонул. А младший, забивая клин в шкворень на самом верху, свалился и сломал обе ноги. Напрасно привозили доктора, напрасно доктор укладывал ноги в дощечки. На всю жизнь парень должен был остаться калекой: не мог ходить. Вот уже пятый месяц он то сидел, то лежал, ни для какой работы не годился. И так в свои восемнадцать лет стал бременем отцу.
И с дочерью мельнику не повезло. Она вышла замуж за рабочего кирпичного завода, он погиб на пожаре, а она, пережив все это, вскоре родила больного ребенка.
Вот поэтому старый Прокоп ходил чернее ночи и на всех смотрел волком, хотя люди завидовали его богатству, хотя мельница не останавливалась и сам он не жаловался на здоровье.
В тот год осенью случилась еще одна неприятность: младшего работника Казика забирали в войско. На его место лишь бы кого Прокоп брать не хотел. На мельнице работа ответственная, требует расторопности и силы. Долго размышлял старый мельник, пока выбор его не упал на Никиту Романюка из Поберезья. У отца Никиты было два женатых сына, а Никита, самый младший, даже по городам ходил в поисках работы. Хлопец он был здоровый, с головой и даже школу закончил.
Приняв окончательное решение, в четверг — торговый день в Радолишках — Прокоп отправился в дорогу. С мельницы до лесопилки было недалеко, около версты. А по тракту мужики шли на рынок, одна за другой проезжали брички и возы. Каждый раскланивался с мельником, его знали все. То один, то другой, не останавливая лошади, заговаривал с ним, пытаясь понять, как старик принял Божью кару, выпавшую на его последнего сына, Василька. Но на лице Прокопа ничего нельзя было прочесть: то же жесткое выражение, плотно сдвинутые брови и подвижная седая борода.
Вскоре подъехал и Романюк. Он направлялся в город на рынок. Сзади сидела его жена.
Прокоп махнул ему рукой и пошел рядом с телегой. Они пожали друг другу руки.
— Ну, как живешь? — спросил Романюк.
— С Божьей помощью. Правда, заботы одолевают.
— Слышал.
— Не о том речь. Казика в войско забирают.
— Забирают?
— Да, забирают.
— Вот оно что…
— Да. А ты знаешь, заработок у меня хороший. Работник у меня голодать не будет и еще отложит.
— Известно, — согласился Романюк.
Так я подумал, что твой Никита подошел бы мне.
— Почему нет?
— Ну, так как?
— Что как?
— Ну, с Никитой?
— А, чтобы к тебе на работу?
— Ага.
Романюк почесал затылок. В его маленьких серых глазах блеснула радость. Однако ответил безразличным тоном:
— Хлопец здоровый…
— Вот и слава Богу, — поспешил согласиться Прокоп, опасаясь, чтобы Романюку не пришло в голову поинтересоваться здоровьем Василя. — Только чтобы он пришел в следующую пятницу, потому что Казика в пятницу забирают.
— Хорошо, что ты сказал мне, потому что его сейчас нет дома. Он поехал в Ошмяны.
— Искать работу?
— Да.
— Но вернется?
— Чего ж ему не вернуться. Сейчас из Радолишек вышлю ему письмо.
— Вот и хорошо. Чтобы в пятницу…
— Так я ж понял.
— Работы сейчас много. Не справлюсь без двух работников, — добавил Прокоп.
— Будет вовремя.
— Ну, так с Богом!
— С Богом.
Романюк дернул поводья, но малая пузатая сивка не обратила на это обстоятельство никакого внимания. Хозяин погрузился в свои мысли: удивительно все-таки, что мельник из многих выбрал его сына.