Выбрать главу

Фатеева Людмила

Знай свое место

Фатеева Людмила Юрьевна

Знай свое место

Рок-нечто в литературной аранжировке

- Эту книгу я хочу посвятить тебе.

- Нет, - подумав, ответил он. - Посвяти ее Автору Книги Судеб. Я уступаю ему свою очередь. А для меня ты напишешь другую, лучшую...

- Скромный ты мой.

- Да, я такой.

Автору Книги Судеб посвящается...

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Часть первая. ЖРЕБИЙ БРОШЕН.

Часть вторая. МОСТЫ СОЖЖЕНЫ.

Часть третья. ПЕРЕЙТИ РУБИКОН.

Часть четвертая. ОЙ!... ГДЕ ЭТО МЫ?

Словарь Терминов.

Рекомендации по употреблению:

-- Читать медленно, со вкусом, тщательно пережевывая отдельные фразы.

-- Глотать осторожно, не принимая на веру все подряд.

-- В связи с особенностями мыслеварительного тракта употреблять с утра пораньше не рекомендуется - грозит несварением мозгов на уровне логического восприятия.

Краткая предыстория создания этой книги:

В Природе всё не просто так - суждено...

("Агата Кристи", из спетых песен)

"В Начале было Слово...", потом Мысль... потом Дело... А еще раньше приснился нелепый сон. С него все и началось. И сложилась хаотическая мозаика мыслей пятнадцатилетней давности. И переродилась общность единства разрозненного количества в единое общее нового качества.

Часть первая

ЖРЕБИЙ БРОШЕН

Наблюдать удобней с крыши,

Там никто не замечает.

На земле скребутся мыши,

Мыши, мыши...

А там они летают...

(из спетых песен)

Шуру посетила ипохондрия. Деньги и продукты подходили к концу. Приговоренный к длительному отключению холодильник давно отплакал дистиллированными слезами от обиды и тоски. Вместе с ним грустил и Шура. Несоразмерно щедрый гонорар за пустяковую работу он растянул на возможно долгий срок. От вознаграждения остался лишь значок на память. Зато какой! шедевр, а не просто металлическая побрякушка. Шура прикрепил его на кухонную штору, как символ ложки меда в бочке дегтя, чтобы выправлять настроение забавным воспоминанием. И сейчас, глянув на кругляшок значка, он скривил губы в ухмылке. Надо же до такого додуматься...

Как-то Шуре позвонил знакомый и предложил заменить гитариста - сыграть на похоронах.

- Гитара? На похоронах?!

- Елки-баксы зеленые! Ну тебе какая разница, Шура? Хоть арфа с геликоном на фоне патефона! Платят же!

Шура хотел кушать. И Шура пошел.

Провожали усопшего в последний путь от колонн мраморного холла бывшего Дворца имени Металлургов. От былых времен повышения культуры металлургов остался на память только вылинявший до безобразия и почему-то до сих пор не снятый с фасада (и с повестки дня?) транспарант - "Металлурги! Ваша сила в плавках!". В этот скорбный день в здание пускали только по пропускам. На входе команду музыкантов обыскали, потом проводили в огромный зал. По центру на возвышении стоял удивительно маленький гроб, кажется, орехового дерева, по бокам застыл бритоголовыми статуями караул. На стуле у гроба, сгорбившись, сидел мужик во фраке.

"И деньги не спасли, - подумалось Шуре. - Папаша безутешен. Наследника потерял. А вот мамаши что-то не видно". Впрочем, Шуре не было до мамаши никакого дела. Тем более что музыкантам что-то уже давно объяснял распорядитель похорон - представительный мужик в смокинге. Чего распинается? Шопен он и в Африке Шопен. Сыграем.

- Шура, ты "Мурку" давно играл? Не собьешься? - деловито поинтересовался ударник.

- Какую "Мурку"?

- "Ты мой Муреночек".

- Зачем?

- Ты вечно где-то летаешь! Говорили же только что. Играем "Мурку", в наиприскорбнейшем миноре.

- На похоронах?!

- Шура! - уже разозлился ударник. - Разуй глаза! Кого хороним-то?!

Шура проследил за рукой коллеги и чуть не уронил гитару: На стене, перевязанный черным бантом, висел портрет рыжего лохматого котяры в полный рост. Кот нагло щурился на присутствующих.

- Так... как же? Кто в гробу-то? Кошак что ли? - поперхнулся Шура.

- Любимый кот хозяина по кличке Мурлен Мурло Первый. В смысле, кота так звали. В миру для особо приближенных - просто Мурзик. Его позавчера конкуренты удавили, знали, куда надавить - на самое больное. И повесили прямо перед окном. Хозяин, у него у самого-то морда кота блудливого, утром на кухню вышел и чуть сам не скопытился, - охотно объяснял Шуре ударник. - Но оклемался. На похороны разорился. Да ладно, на похороны. Как-нибудь загляни краем глаза в гробик - котяра лежит, как живой - на спине и лапки на пузе скрещены. Набальзамировали. Усы напудрены и под лаком. Еще и похоронят в фамильном склепе. Хорошо быть кисою... Эх, на хрена я человеком родился!

"Мурку" играли вдохновенно. С душой и огоньком. Старались, как могли. Шура пух от сдерживаемого смеха, глядя на хозяина, никак не дававшего закрыть крышку гроба. Здоровый рыжий мужик бросался к трупику любимца с душераздирающими воплями:

- Солнце мое!!! На кого бросил?!! Мурочка!! Ой, играйте, ребята, играйте, любил он эту песню, - это уже музыкантам, - ой, Мурочка-а-а-а! А-А-А, падлы, У-у-у-рою-у-у-у!!!

Шура любил животных. И ему было даже жаль этого кота, тем более что, судя по фотографии, при жизни это был великолепный представитель генофонда кошачьих. Но когда Шура смотрел на хозяина, срабатывало воображение, не к месту разыгравшееся. Шура ясно представлял, как скорбящий хозяин резко и густо, как-то враз, обрастает шерстью, такой же рыжей, тем более что даже масть менять не надо. И возле гробика появляется увеличенная копия усопшего. В смокинге и с бантиком "Кис-Кис". В Шурином воображении сочетание огненной шерсти и черного фрака давали совершенно потрясающий эффект.

Прощание длилось долго. Шура уже был на последнем издыхании, прекрасно понимая, что за малейшее проявление непочтительности к усопшему, он будет строго наказан. Если вообще жив останется. Но вот мощный поток желающих проститься иссяк. Хозяина все-таки оторвали от покойного. Гробик вынесли. Зал опустел. Тогда-то, вместе с деньгами, каждому музыканту вручили значок с портретом Мура. Значок Шура спрятал в карман, но когда пересчитал сумму, охнул и извлек сувенир на свет божий.

- Ну ты и кадр! - обратился он к портрету. Портрет самодовольно пошевелил усами.

Значок занял почетное место среди ценных памятных сувениров, разгоняя в черные дни тоску и печаль. Но сегодня и он не помог.

Снова явственно нахлынуло ощущение, регулярно посещавшее Шуру вот уже несколько последних дней - сидит он один в огромном пустом безмолвном зале кинотеатра на последнем ряду и смотрит фильм - один-единственный сеанс, специально снятый для одного зрителя каким-то однозначно бездарным режиссером по банально-унылому сценарию. Фильм называется Бег по кругу в тупике. На экране один актер - Шура в роли Шуры. Сюжет простой - сцены из жизни музыканта, из Шуриной жизни.

Ширпотребных песен на потеху потребителям попсы он писать не умел. Нет, Шура не презирал ту конвейерную муть, которая "на ура" фонтанировала в широкие массы восторженных потребителей неиссякаемым потоком. Он считал, что делать эти "пач-пач-пач" и "чап-чап-чап", тоже нужен своего рода талант. И не так страшно, что это не имеет никакого отношения к Музыке по сути своей природы. Раз это производится и поглощается в таком количестве, значит это кому-то зачем-то необходимо. Шура не отказывался иногда подрабатывать сессионным музыкантом и помогал с аранжировками подобной лабуды своим знакомым. В редкие периоды умственного затмения Шура даже испытывал нечто вроде зависти к ним, нашедшим свое место под коварным солнцем шоу-бизнеса, потому как знавшим свой шесток и помнившим свой номер. Шура видел, какой это, тоже нелегкий, хлеб. Просто, Шуре все это было абсолютно не интересно и глубоко скучно. А на студийную запись собственных вещей требовались приличные деньги, которых естественно никогда в его непутевой и бесполезной жизни не было. К тому же, всё Шуре казалось, что написанное им в результате многолетних ночных бдений на кухнях разных квартир и городов, мелко, вычурно, что музыка должна быть другой - проще, добрее, естественнее.

Как в начале того давнего сна, который Шуре когда-то приснился. Самой музыки из сна он вспомнить не мог, но вот ощущение восприятия Настоящей Музыки осталось, и, похоже, стало для Шуры эталоном и мучительным терзанием души навечно. Пусть хотя бы и во сне, но ведь та Музыка - Музыка его разума, всплывшая во сне из глубин подсознательного.