Про наркотики мы почти ничего не знали. Мне не объясняли с экранов телевизора, в школе, а тем более родители о наркотической зависимости. Я почувствовала это на собственной шкуре. На этой квартире меня продержали неделю. Этого хватило. Толстяк ежедневно вкалывал мне два укола - утром и вечером. После он красочно расписывал, как я буду чувствовать себя без лекарства.
Когда я вернулась домой, стало не просто страшно. Вернувшийся любимый рвал и метал, обещал наказать мерзавцев.
- Я не мог, пойми, рассказать тебе, чистой и нежной девочке, о своих делах. Да, я торгую наркотой. Не буду врать: я не собирался оставлять это дело, ты даже не представляешь, какие это деньги. Но ты никогда бы не узнала, как я зарабатываю. Да, по-моему, ты и не хотела знать. Тебя ведь устраивал вечный праздник жизни? И вопросов ты не задавала, а если и задавала, то не настаивала на ответах. Правда?
Но мне было плевать на все объяснения. Передать ужас и боль ломки не хватит никаких слов. Я по-прежнему любила этого человека, но теперь я от него еще и зависела. Он пытался меня остановить. Но не выдержал и двух часов моих страданий.
Скоро я сама научилась лихо вводить иглу в вену. Блаженство разливалось по всему телу. Каждый нерв плясал, радуясь долгожданному нектару. Из пикантной пухленькой девочки я превратилась в худощавую даму. Я не только похудела, но и стала выглядеть на много лет старше. Всего за несколько месяцев.
Первой догадалась мать. Поначалу я отшучивалась на вопросы о моей внезапной худобе, быстром взрослении. Плела что-то про супердиету. Как-то, устав от моего явного вранья, мать вывернула мне руки, задрала рукав рубашки. И почти завыла. Вскоре после ее недолгой истерики и краткого семейного совета, больше похожего на гуманный советский суд, я оказалась в закрытой блатной клинике. Как бы там ни было плохо, как я ни мучилась, я благодарна тем людям, далеко не самым вежливым и ласковым на свете, которые вернули меня к жизни. Через три месяца я вышла вполне здоровой. Румянец на щеках, приятная полнота я стала прежней.
Мой любимый смеялся и плакал, говорил, что теперь он точно отойдет от дел, и мы будем жить как все нормальные люди.
- У меня же есть специальность, я могу работать, - убеждал он меня, - все будет хорошо.
Но во мне уже что-то перегорело.
Я надеялась, что музыка спасет меня. Тот же друг устроил мне прослушивание, вложил огромные деньги в раскрутку. Стали поступать предложения. Началась интересная работа, появились поклонники, меня стали звать в лучшие группы. Я с головой окунулась в мир шоу-бизнеса, еще не зная, что он-то меня и доломает.
Иногда я с нежной грустью вспоминала свою любовь. Он не давал себя забыть. Встречал после концертов, поджидал возле дома, изучив мое расписание. Мы много разговаривали, но прежнего чувства не было. Я ощущала в голове постоянный счетчик: не кололась столько-то времени, столько-то. Считала каждый день, зная, что в мозгах у меня заложена бомба. Нужен только легкий толчок - и она проснется.
Как и следовало ожидать, наши редкие встречи не остались незамеченными. Он не оставил своего дела, как обещал. Дозу мне вкололи прямо в гримерке - я задержалась, не помню почему. А потом увезли на три выходных на ту же самую квартиру.
Дома опять появились шприцы, ампулы, жгут. А он, влюбленный, как прежде, уже, похоже, радовался возможности быть со мной рядом.
- Дорогая, ты изумительная красавица, - сказал он как-то после очередного укола.
Я долго разглядывала себя в зеркало. Хороша, конечно. Стройная, глубокие глаза, высокие, хорошо обозначенные скулы. Идеальный способ, никаких пластических операций, диет, тренировок. Некоторое время.
В клинику я легла сама, помнишь, говорили, что я уехала в отпуск, в Швейцарию. Хороший был отпуск, ничего не скажешь. Но помогло. Никогда больше, твердила я себе.
Я снова располнела. Сразу после клиники я раздалась вширь так, что не смогла влезть ни в одно платье. Если сбросить это со счетов, жизнь была прекрасна. Гастроли, концерты, приглашения. Только я опять встретила его. К тому времени это был уже солидный, дорогой, в прямом смысле, мужчина. Таких называют бобрами. И мне страшно захотелось ему понравиться. До боли, до ломоты в низу живота. Вернуть. Но он смотрел на меня... с жалостью. Боже, как же он смотрел! У машины нетерпеливо топала ножкой длинноногая молоденькая стройняшка. А рядом с ним стояла я - кубышка. Тогда-то у меня и промелькнула еще неясная, не оформившаяся мысль.
Глупо. Но пусть в меня бросит камень тот, кто не хочет похудеть любой ценой. У кого не свисает безобразными клочьями жир. Кто не ловил презрительных взглядов первой любви, которая через несколько лет снова запрыгнула в сердце, когда ее не ждали.
А в голове продолжал отсчитывать время проклятый будильник. День тик-так, два - тик-так, неделя - тик-так-тик-так. Не сейчас. Я знала, что только оттягиваю время. И настал момент, когда я отпустила себя на свободу. Сознательно, Шура".
- Так что, не надо меня жалеть. - Оксана поставила пустую чашку на стол.
Ну, вот и все. Извини, что потревожила. Спасибо, что помог. Пойду я. Зачем тебе такие гости?"
7.
Шура
Я не нашелся, что ответить. Молча смотрел, как покидает квартиру разваленная наркотой Ксюша. И когда она ушла, долго корил себя, что не задержал, не протянул руку помощи. И сам же спросил себя: а приняла бы она помощь? Сколько таких бедолаг кромсало собственную судьбу. Кажется, перед человеком открывается изумительное будущее, но один неверный шаг - и он теряет почву под ногами, и весь смысл сосредотачивается на острие иглы. Помню, одного приятеля. Клавишник, каких мало. Тоже попался на эту удочку. Но вовремя сообразил, чем может кончиться. Клиника была ему не по карману. Так мы привязывали его к кровати, опутывали бельевыми веревками, всеми правдами и неправдами доставали снотворное и скармливали его парню, заливая спиртом. Но зараза все равно отступала долго и трудно. Невозможно было находиться в одной комнате с ним: он дико кричал, то ругаясь, то умоляя, скрежетал зубами и костями, словно эпилептик. Однако мы тогда победили. Правда, от парня осталась лишь бледная тень, когда он вышел из подпола дачи, где его держали три месяца. Чуть ли не на перекладных он уехал в Америку, первое время работал там в пиццерии, мыл посуду и изумлял американцев способностью пить водку стаканами. Вечерами он в той же пиццерии извращался на стареньком расстроенном пианино, приготавливая экспромтом музыкальные винегреты из классики, джаза, церковной музыки и арт-рока. Как-то письмо от него получил - хвалился, что появились у него поклонники, каждый вечер приходившие послушать его игру. Из пиццерии его и вытащили играть в известную во всем мире группу. Пишет, что сватает свою команду прокатиться в Москву с концертом. Если уговорит, ажиотаж здесь будет группа легендарная. Выполз же, умница, из нарко-скотского дерьма, нашел силы.
Кто знает, может, и Ксюша со временем нашла бы свою нишу, наверняка бы нашла. Но сегодняшняя Оксана годилась только мыть вокзальные сортиры.
Девочка моя, Даша! Упаси тебя Бог от такой доли".
"Былое и думы" (Герцен, хит 1. Том 2)
1.
"Еще один аргумент в споре со скептиками, поджимающими губы и гаденько улыбающимися при упоминании о сверхъестественном, появился после посещения нашим корреспондентом квартиры горца Н.
Не так давно в квартире начали происходить странные случаи. Терялись вещи, билась посуда. А утерянное находилось спустя какое-то время в самых неподходящих местах.
- Я потеряла обручальное кольцо, - рассказывает Елена Н., - где только ни искала. Бесполезно. Отчаявшись, я обратилась вслух к силам, незримо обитающим с нами в квартире, с просьбой вернуть дорогую мне вещь. Через полчаса я нашла кольцо на самом видном месте.
- Потрясающе! Скажите, а с другими членами семьи не случалось чего-то необычного?
- Еще бы! В последнее время мы буквально опутаны потусторонними силами. Дочке являлся призрак бывшего хозяина квартиры (он умер не своей смертью - от рук несовершеннолетних грабителей-наркоманов), а муж слышит ночью стоны, разговоры двух-трех голосов. А недавно я сама была заперта озорной тенью в туалете. Я буквально видела прозрачную руку, толкнувшую меня внутрь и закрывающую дверь. И слышала легкий смех.