– Я чрезвычайно вам признателен, мистер Фелл. Добравшись наконец до дому, я снова лег в постель, но был слишком возбужден, чтобы сразу заснуть. Назавтра был день святого Валентина, и у меня появился вполне законный повод прийти утром в дом моего наставника. По традиции в этот день женщина выбирает другом сердца и целует первого, кого встречает утром, и я, естественно, рассчитывал увидеть мисс Бартон раньше всех остальных.
Я встал в пять часов, поскольку было воскресенье и я хотел появиться на Джермин-стрит до восьми часов, ведь сразу после восьми мисс Бартон, скорее всего, отправится вместе с дядей в церковь Святого Иакова. Чувствуя себя запаршивевшим, я старательно вымылся в холодной воде и обнаружил у себя в голове и на теле около дюжины вшей, больших и маленьких, что меня нисколько не удивило после визита в Ньюгейт.
В воскресенье лодочники не работают, так что некому было доставить меня в Вестминстер, а нанять карету за фунт и шесть пенсов я не мог себе позволить. И я отправился из Тауэра на Пикадилли пешком, пройдя это немаленькое расстояние почти за два часа.
Прибыв на Джермин-стрит, я постучал в дверь моего наставника, но миссис Роджерс, домоправительница, сказала, что не станет открывать, пока я не отвечу, кто пришел – мужчина или женщина.
– Это я, Кристофер Эллис, – сказал я.
– Подождите там, сэр, – велела мне миссис Роджерс. Через некоторое время дверь открыла сама мисс Бартон.
– Я очень рада, что это вы, дорогой Том, – сказала она, назвав меня этим ласковым именем.– Мой дядя продемонстрировал необыкновенное легкомыслие в столь важном вопросе и пригласил на обед декана церкви Святого Иакова, а мне совсем не хочется, чтобы он стал моим другом сердца. От него пахнет тушеным мясом, и вместо объятия я бы получила проповедь.
– В таком случае хорошо, что я пришел, – сказал я и проследовал за ней в гостиную.
Мисс Бартон подарила мне поцелуй – первый с тех пор, как мы познакомились. Он был самым невинным, какой только можно себе представить, однако доставил мне несказанное удовольствие. А Ньютон, увидев нас, громко рассмеялся, тоже впервые на моей памяти.
Мисс Бартон, как и я, не скрывала своей радости. Когда наш смех затих, миссис Роджерс принесла мне хлеба, кусок горячей соленой говядины и кружку подогретого эля с маслом. Позавтракав и почувствовав себя значительно лучше, я сообщил своему наставнику о другой причине, заставившей меня посетить его с самого утра.
– А я думала, что вы прошли пешком от самого Тауэра только ради меня, – разочарованно проговорила мисс Бартон.– Кристофер Эллис, теперь я убедилась, что в вас романтики не больше, чем в моем дяде.
Однако Ньютон выразил огромное удовлетворение, услышав историю про золотую гинею. Изучив монету, он объявил, что мы должны как можно скорее исследовать ее в тигле.
– Но прежде я буду вам чрезвычайно признателен, если вы согласитесь сопровождать мисс Бартон и миссис Роджерс в церковь, – сказал он.– Мне потребуется все утро, чтобы разогреть печь до нужной температуры.
– Я сделаю это с огромным удовольствием, если мисс Бартон не слишком разочаровалась во мне.
Мисс Бартон ничего не ответила.
– Или, может быть, – продолжал Ньютон, обращаясь на сей раз к своей племяннице, – ты надеялась заполучить декана в полное свое распоряжение? А я-то собирался пригласить мистера Эллиса отобедать с нами!
Мисс Бартон на несколько мгновений закрыла глаза, а затем наградила меня своей самой милой и ласковой улыбкой.
Итак, я отправился с мисс Бартон и миссис Роджерс в церковь, что доставило мне огромное удовольствие, хотя я не был в церкви уже целую вечность и к тому же мне пришлось вытерпеть невероятно скучную проповедь, в которой декан рассказал про Иакова, сразившегося с Ангелом Божьим. Впрочем, присутствие красивой девушки, несколько раз пожавшей мне руку во время проповеди, позволило снести все мучения.
После церкви мы вернулись в дом Ньютона. Оставив мисс Бартон и миссис Роджерс на кухне, я отыскал своего наставника в лаборатории, которая находилась в подвале с окном, выходившим в маленький садик. Лаборатория Ньютона была щедро оснащена химическими препаратами и посудой, тиглями и печью, пылающей таким жарким огнем, что у меня возникли мысли о преисподней.
Услышав шаги, Ньютон, весь покрытый потом, быстро оглянулся и издал радостный возглас.
– О, мистер Эллис! – крикнул он, стараясь перекрыть рев печи.– Вы как раз вовремя. Я собираюсь произвести пробу монеты, которую вы мне принесли.
С этими словами он положил монету в нагретый тигель. Проба монеты – это древний ритуал, при помощи которого совет золотых дел мастеров проверяет чистоту золота или серебра в только что отчеканенной монете.
– Я считаю, что пытаться превратить свинец в золото так же глупо, как ожидать, что вино и хлеб станут телом Христовым. Нас должно вдохновлять то, что они собой представляют. Природа – это не просто физические или химические явления, но еще и разум. И мы должны принимать дух исследования, наличествующий в этом opus alchemycum11 , которое вы видите перед собой, так же как кто-то другой принимает opus divinum12 всего сущего. И то и другое есть путь к пониманию. Мы все являемся искателями правды. Не все из нас обладают верой, дающей ответы на вопросы. Некоторым приходится искать их самостоятельно. Для иных ответ во мраке является светом Святого Духа; а для других открытие состоит в том, что в темных пятнах Природы прячется новый свет. Вся моя жизнь посвящена именно этому интеллектуальному свету. А теперь давайте посмотрим, что стало с нашей монетой.
Ньютон занялся изучением содержимого тигля, а я задумался над его словами. В тот момент я не слишком ясно понимал, что он имеет в виду, но позже осознал, что его цель выходила далеко за пределы человеческих умений и возможностей.
– Смотрите, – сказал он и, схватив тигель щипцами, показал мне расплавленный металл.