А через год они гуляли по Эдинбургу, а потом уехали в Глазго.
— Почему в Глазго?
— Увидишь.
И там Соня показала Антону собор и корабль и все время вглядывалась в его лицо: он чувствует, он понимает?
Он чувствовал. Он понимал.
Они стояли вдвоем на палубе «Гленли», держались за большой, тяжелый штурвал и подставляли лица ветру, который пах морем.
— Ты хотел бы научиться им управлять? — спросила Соня, имея в виду корабль.
— Да, — ответил Антон.
— Знаешь, мне кажется, что он живой. Он все понимает и не каждого подпустит к себе. Но мы бы с ним договорились.
Антон обнял ее за плечи и прижал к себе. Соня ощущала тепло его твердого подтянутого тела. Так спокойно, как она чувствовала себя весь последний год, она не чувствовала давно.
Спокойно, надежно и счастливо.
Вернувшись из Нечаева в Москву, Соня не отправилась сразу в свою квартиру — она поехала к родителям. Знала, что мама на вечерней тренировке, но надеялась застать дома папу. Надо было им рассказать про новость. Но вот как это сделать? Всю дорогу до Москвы Соня размышляла над этим вопросом, но так ничего и не придумала.
Папа оказался дома — готовился к очередной важной конференции. Подросший Люк крутился около его ног и глядел с обожанием. Похоже, между ними была настоящая любовь собаки и человека.
— Ты не предупредила, — сказал ничего не подозревающий папа. — Я бы приготовил чего-нибудь вкусненького.
Папа отлично готовил.
— А разве в этом доме перевелись вкусности? — спросила Соня.
Папа лишь красноречиво вздохнул:
— Увы. Твоя мама неделю назад села на диету и запретила ее соблазнять.
— Бедный папа, — обняла отца Соня и поцеловала его в щеку.
Мама периодически садилась на диеты. И папа, чтобы поддержать мамин настрой, вынужден был за компанию с ней переходить на отварное мясо и паровые овощи. Он вообще всегда был на ее стороне. Все же у них удивительный брак.
Кстати, о браке.
— Я, собственно, пришла не просто так, — начала было Соня, но потом решила, что в коридоре не место такому разговору. — Может, чаю?
— Можно и чаю, — согласился папа.
Люк радостно посеменил за ним на кухню. Шествие замыкала Соня, в очередной раз раздумывая над тем, как же лучше сказать.
— Черный? Зеленый?
— Черный и с молоком.
— Ты стала настоящей англичанкой, — заметил папа.
— Можно сказать, что поездка изменила мою жизнь.
— И насколько? Ты улучшила свой английский? — Папа нажал на кнопку электрического чайника и достал с полки заварочный.
Соня села за стол.
— Я вышла замуж.
— Ты нашла подходящего шотландца?
Он не понял.
— Я вышла замуж, пап, — негромко, но твердо повторила Соня.
И папа услышал. Он замер. А потом медленно повернулся с заварочным чайником в руках.
— Это шутка?
— Нет. Это правда, — и Соня подняла ладонь с обручальным кольцом.
— Так…
На папином лице отразилась целая гамма чувств: от неверия и удивления до беспокойства.
— Соня, дочка. — Он присел рядом и поставил чайник на стол. — Но как же… это же.
— Нам надо как-то подготовить к этому маму, — мягко сказала она.
Папа провел ладонью по волосам, пытаясь успокоиться, потом прикрыл глаза и сделал глубокий вдох и выдох.
— Да, я всего мог от тебя ожидать, но этого. — Он открыл глаза и посмотрел на дочь. — Ты совершила импульсивный поступок, ты это понимаешь? Я все могу понять, ты отчаянно ищешь счастья, пытаешься устроить свою жизнь, но не так, Соня, не так. Брак — это очень серьезно, вы должны были узнать друг друга прежде, чем.
— Это Антон, — прервала речь отца Соня.
— Что?
— Антон. Мы встретились с ним в Шотландии. Случайно.
— Но он же.
Соня знала, про что собирался сказать папа — про арест и наркотики. Новости читали все. И если ее родители не посчитали нужным обсудить их с ней, то это вовсе не значит, что они не в курсе. Они просто не хотели лишний раз подвергать свою дочь болезненным воспоминаниям об Антоне.