Игорь вытянул трубку капельницы из руки, привстал, потянулся к девушке и обнял ее. Нора сжалась, но позволила ему держать себя и гладить по голове.
- Как ты живешь? – Спросил Игорь и уткнулся носом в ее шапочку.
Странно, но сквозь больничный запах, он чувствовал тот самый, из юности – сладкий, теплый, Норин.
- Я просто живу. – Нора подняла голову и посмотрела прямо в глаза Мелехова. – А где ваши?
Щека Игоря дернулась, брови изогнулись грозно, но его уже утягивал страшный водоворот воспоминаний, тот, от которого он так и не смог избавиться, постоянно возвращаясь к одному и тому же дню. В то же самое место.
- Нора, я шёл последним. Последним, понимаешь? Они там, под стеной. Все. А я шел последним. Я сказал ему – прикрой. Он прикрыл. И стена упала. Нора, твой заяц, Нора!
Девушка распахнула глаза, испугавшись его слов, интонации.
- Игорь, тише. Что вы? Какая стена? Мой заяц?
Он уже не слышал ее слов, только чувствовал запах – родной, душевный. Тот самый, который помнил очень давно.
- Твой. Ты спасла. Я жив, потому, что ты всегда была рядом. И я шел последним. Слушай, слушай, - слова посыпались из него.
Он крепко обхватил Нору, прижал к себе, почти не давая дышать и говорил… Нора боялась прервать его, слушала, обнимала, и гладила ладошкой его спину, утешая.
Голос его взвился до крика! Он выталкивал из себя слова и воспоминания до тех пор, пока не обессилел и не охрип.
- Ты понимаешь? Ты все понимаешь, я знаю. Отец твой тогда сказал – знак даосов. Тебе я могу все сказать. Нора…
Ее совсем не напугал его рассказ, но тяжелый мужской всхлип – без слез – заставил вздрогнуть. Мужчины не плачут, и Игорь не мог, но ему было очень больно, очень плохо и это Нора поняла.
- Я понимаю, понимаю. Игорь, почему вы шли последним?
Он снова заговорил. Долгий его рассказ она выслушала, радуясь тому, что все его объяснения связаны, логичны.
- Таков порядок. Я замыкал колонну. Иначе нельзя. Поняла? – он говорил уже больше часа.
- Я поняла. Вы шли последним, а потому и не попали под взрыв, верно? Стена упала. Игорь…если бы не ваше упрямство, вы бы погибли. Две недели! Как? С железным штырем в боку. Без еды и медицинской помощи. Без сил. Обескровленный. Как? Так не бывает. Это невозможно.
- Я должен был, козявка. Иначе зря они там, под стеной…
Он отпустил Нору, откинулся на подушку, закрыл глаза.
- Нора, мне жаль, что твоих уже нет. Это в голове не укладывается. Козявка, мне очень жаль. Прости меня…
- Вас за что, Игорь?
- За все. За то, что меня не было рядом.
- Теперь вы рядом. Вы рядом?
Мелехов посмотрел на Нору, увидел глаза ее синие, огромные.
- Я постараюсь, козявка. Иди теперь. Уйди.
Она без слов встала и вышла, тихонько притворив за собой дверь. Немного потопталась в коридоре и решительно направилась в пятую одноместную к Елисееву.
Глава 10
Игорь прошелся по палате, провел рукой по столу. Лампу, что он разбил накануне, заменили на новую. Металлическая ножка, бежевый абажур.
У окна Мелехов задержался, вгляделся в туман, который так и не развеялся, прислонился лбом к холодному стеклу.
- Я шел последним. – Повторил вечную свою мантру. – Последним. Квартал на севере города… Обход по петле между станцией и больничным комплексом. Я последний….
Туман за стеклом шевельнулся, дернулся, будто испугавшись чего-то. Мысль Игоря вильнула, в который раз, встала устойчиво, словно поезд на рельсы.
- Нора! – Игорь крикнул, но тут же одернул себя.
Чертыхнулся, пошел к звонку вызова медсестры и нажал гладкую пимпочку.
Маленькая Штейнер вошла сразу, как будто ждала за дверью. Тихонько двинулась к Игорю. В руках у Норы два листа бумаги и карандаш, отточенный до состояния скальпеля.
- Я уже ничему не удивляюсь, козявка. – Игорь внимательно смотрел на бумагу. – Сними свою шапочку, Нора. Думаю, под ней два сенсора, как у инопланетян. Ну, тех, из книги. Помнишь?
- Да. – Впервые за долго время девушка улыбнулась, напомнила Игорю детство, пирожки и гороховый суп тётки Анны.
- Как ты узнала, что мне нужна бумага и ручка? Не лги.
- Я была на консультации у одного очень хорошего человека, Игорь. Вот, держите. Майор предупредил, что вам понадобится.
Игорь взял листки, карандаш.
- Ты можешь мне не выкать, а? Ты не выросла, вижу, но повзрослела. Я чувствую себя старым дедом.
- Я тоже чувствую, что вы старый дед. Вот и…
- Стоп. Я болен, в пижаме и все такое, но это не повод, чтобы язвить и вот так улыбаться.
Мелехов и сам скривил губы в полуулыбке, наблюдая за маленькой медсестрой, оценивая новый ее облик. Не девочка, девушка. Понял, что Нора очень сильно похожа на мать – Иду Чиньску, первую красавицу квартала, того самого, старомосковского. Только очень худенькая и бледная.