Джентльмен поднялся и поклонился мне, отложив книгу, которую держал в руках:
– Да-да, в самом деле. Мне очень приятно, мисс Мак-Кари. Мистер Икс много о вас рассказывал. Он вас очень ценит. По свойству транзитивности я тоже вас теперь ценю. Я преподобный Чарльз Доджсон, профессор математики в оксфордском колледже Крайст-Чёрч, ныне на пенсии.
Кто бы мог предположить, что этот человек сыграет такую важную роль в нашей истории!
Его улыбка отражала печаль – или, может быть, жизненный опыт. Седые волосы и очочки на конце носа не нарушали ощущения мягкости, деликатности и изящества, которыми светилось его лицо. Голос был шелковистый и звонкий, как у человека, привыкшего говорить с церковной и преподавательской кафедры. Я уже упомянула его темный сюртук с высоким крахмальным воротничком и черным галстуком, но в его нерешительных движениях, во всей манере держаться было что-то, свойственное человеку не мрачному, а погруженному в себя.
Больше всего меня поразили его глаза: наивность уживалась в них с тревогой, как у детей-сирот, вынужденных преждевременно повзрослеть, чтобы выжить; такие дети подозрительно озираются вокруг, готовые при малейшей угрозе приспособиться к роли взрослого. А еще в этих глазах так много печали!
– Путешествие прошло хорошо, ваше преподобие? – спросила я.
Это был не самый удачный вопрос, однако в тот момент я еще не знала. Он покачал головой. И побледнел.
– Я, по крайней мере, добрался. Что ж, не будем заставлять ждать нашего друга… – Выходя из комнаты, он подарил мне еще один печальный взгляд. – Мне сказали, что вы спите со мной.
Я, как нетрудно догадаться, застыла на месте:
– Прошу прощения?
Пастор обернулся на пороге. Легкая улыбка разгладила его черты.
– Мистер Икс сказал, что вы каждую ночь засыпаете с моей книгой. Я автор «Алисы в Стране чудес». А еще я большой шутник. Нерегулярно.
Я поставила стул для его преподобия с левой стороны от кресла, чтобы наш гость мог видеть моего пациента. Между мужчинами я расположила столик, на нем поместила поднос с чаем, который принесла служанка.
Сама я осталась стоять. Я до сих пор была поражена и даже злилась на нелепый обман: ведь мистер Икс утаил от меня псевдоним своего друга. Однако поначалу эта тема даже не упоминалась. Должна сказать, что поздоровались друзья весьма странным образом: святой отец, которого с этого момента я буду называть Кэрролл (это имя, кажется, всем вам хорошо запомнилось), стоял и смотрел на фигурку в кресле. Мистер Икс, в свою очередь, устремил свои бесцветные глаза в никуда. Сначала было молчание, потом завязался диалог:
– Рад встретиться с вами, ваше преподобие.
– Рад видеть вас снова и в добром здравии, мистер Икс.
– Признаюсь, моя радость от этой встречи безгранична.
– Моя радость имеет предел, но стремится к бесконечности.
Здесь они выдержали паузу.
А потом театральный занавес как будто опустился, и мужчины заговорили совсем другим тоном.
– Ну что ж, насладимся кратким отдыхом, – предложил мистер Икс. – Мисс Мак-Кари, приношу свои извинения, но вскоре вы, надеюсь, поймете, почему я не предоставил вам полные сведения о моем друге. С тех пор как меня решили убить, никакая осторожность не будет излишней. Такой пароль не является безупречной защитой, однако теперь мы по крайней мере знаем, что его преподобие – тот человек, за которого себя выдает. И кстати, дорогой друг, если бы мне нравилось прикасаться к своим так называемым «ближним», я бы воспользовался объятиями.
– Весьма сожалею, но и у меня нет привычки никого трогать, мистер Икс, вам это известно, а посему я дам вам кое-что другое. – И Кэрролл взглянул на меня, чуть заметно склонив голову. – Мисс Мак-Кари, у меня длинный список фобий, а еще со мной случаются маленькие неприятности, которые только увеличивают этот список. Слух мой чрезмерно чувствителен, меня нервирует любой неожиданный шум, но я компенсирую этот недостаток частичной глухотой правого уха. Со мной приключаются мигрени, приступы обостряются, когда со мной говорят громким голосом, но я и это компенсирую глухотой. Если я заранее не продумываю свою речь, то начинаю заикаться, но это я компенсирую тем, что тщательно продумываю каждое слово. А это я, наверное, компенсирую на бумаге: мне нравится писать всякие глупости. В остальном я такой же, как и все.
– И это последнее он компенсирует, оставаясь моим другом, – добавил мистер Икс.
На сей раз мужчины рассмеялись. Я не все расслышала, поскольку мистер Икс смеялся в своей манере, мягко и почти неслышно, а Кэрролл – в традициях британской аристократии, издавая тихие побулькиванья и слегка покачивая плечами.