- Нет, не ранена.
Едва она успела произнести эти слова, как к ним подбежал запыхавшийся, распаленный битвой Байдевин. Зажатый в руке длинный нож сверкал в первых лучах поднимающегося над лесом солнца. Байдевин сыпал проклятиями.
- Он был у меня в руках! Я чуть было не достал его, но проклятый головорез - хлоп! - и исчез. Джаабен Невидимый! Ха!
На мгновение он замолчал, чтобы перевести дух, и тут заметил Бремета и Нориссу. Некоторое время он переводил свой взгляд с нее на Бремета и обратно. Потом он сказал спокойно:
- Стало быть, ты ее нашел-таки? - Бремет не успел ответить на его вопрос, Байдевин повернулся к Нориссе, и сарказм, прозвучавший в его голосе, отбросил ее назад, как удар по лицу. - С тобой все в порядке, моя госпожа? Не ранена ли ты? - Норисса кивнула, и Байдевин в сердцах швырнул нож на землю. - Тогда объясни мне, ради всего святого, какая муха тебя укусила, что ты сломя голову полезла в драку без охраны и вообще без оружия? У тебя что, в голове ветер гуляет? Или ты думаешь, что ты бессмертна?!
Норисса начала сердиться, но пока пыталась только оправдываться.
- Я хотела только помочь Медвину, - сказала она, и тут же воспоминание об опасности, которой подверг себя старый волшебник, заставило ее вздрогнуть. Она оглянулась по сторонам, выискивая знакомую фигуру среди развалин деревни.
- Где Медвин? С ним что-нибудь...
- Ничего страшного, - ответил ей голос самого мага. - Только пришлось слегка проучить одного зарвавшегося приготовишку.
Медвин шел к ним, опираясь на посох и тщательно прокладывая себе путь среди согнутых ног мертвых солдат. На минуту он остановился, чтобы отдышаться и вытереть пот со лба, его лицо выглядело усталым. Норисса поспешила ему навстречу, протягивая руку. Мельком оглядевшись по сторонам в поисках вражеского волшебника, она обнаружила только зияющую дыру в земле в том месте, где тот стоял. Дыра слабо дымилась.
- Что случилось с этим молодым магом? - спросила Норисса.
Ей ответил Байдевин:
- Если бы у тебя оставалась хоть капля мозгов, ты увидела бы, что он уничтожен. Неужели тебе не видно было, что маг невредимым двигался в самой гуще боя? Или ты думала, что у него не хватит силы, чтобы одолеть этого выскочку?
Норисса больше не могла сдерживаться, и ее гнев вырвался наружу.
- Тихо! - прикрикнула она, стоя перед распалившимся гномом. - Как ты смеешь укорять меня? Я хотела только предложить ему свою помощь. В отличие от тебя, Байдевин! Ты стал в последнее время слишком брюзгливым и кислым. Я вообще удивлена, что ты принял участие в битве. Тебе больше подходит прятаться за чужие спины, пугать детишек и дерзить старикам!
Медвин поспешно встал между ними и положил на плечо Нориссы твердую руку:
- Спокойней, девочка, спокойней! Я не хочу, чтобы мои ученики сцепились между собой.
Байдевин стремительно побледнел. Норисса в недоумении уставилась на волшебника.
- Но... но я твоя единственная ученица, - пробормотала она.
Медвин покачал головой.
- Это не так. Наверное, уже больше месяца... Байдевин делает успехи, и мне кажется, что ему пора слезть с дерева и непосредственно принять участие в наших уроках.
- С дерева? - Норисса была в ярости. - Ты хотел сказать, что он шпионил за нами? И он крал нашу магию?!
- Он не взял ничего из того, что я ему не разрешал взять, - гном и старый маг обменялись мрачными взглядами, затем Медвин внезапно улыбнулся: - Ты должна быть более любезной с юным Байдевином, Норисса, потому что именно его магия вырвала тебя из рук Джаабена.
Норисса ощутила, как гнев ее остывает, уступая место удивлению и любопытству. Она посмотрела на Байдевина. Воин, советник, оратор - теперь еще и волшебник? Существует ли в мире что-нибудь, чего бы не мог этот небольшой человечек? Следующие слова Медвина приковали к нему ее внимание:
- Давай отложим пока этот вопрос, потому что кое-кто нуждается в нашей заботе.
Только после этих слов Норисса начала осознавать, что вокруг нее действительно разыгралось настоящее кровавое сражение. Когда она была маленькой девочкой, она любила слушать воинственные песни, которые пели бродячие менестрели. С детским восторгом она прислушивалась к рассказам стариков, которые вспоминали битвы минувших лет. Со своим деревянным мечом в руках она покоряла и обращала в бегство заросли молодых джерджеловых побегов, а ее отвага и доблесть повергала ниц целые орды дрожащих сорняков. И вот теперь ее детские представления о походах и приключениях стали реальностью, но она не обнаружила ничего, что приносило бы ей удовольствие. Взошло солнце, оно осветило поле битвы, окруженное кучами еще горячей, чуть дымящейся золы. Вместе с дымом поднимались к небу запахи пота и свежепролитой крови. В легкой рассветной дымке молчание мертвых заглушало стоны раненых. Каждое распростертое на земле тело напоминало Нориссе о жизни, которая оборвалась ради нее. Эти жизни... а сколько их будет еще? Матери, дети, жены - кто ждет их, павших сегодня в битве?
Чувство вины хлестнуло ее по лицу, словно осколки льда. Сегодня она своими руками отняла человеческую жизнь. Она стала причиной еще многих и многих смертей. Это превратило ее в чен-серрит - приносящую войну. Посчитают ли ее достойной той цены, которую уже пришлось уплатить?
Долг, вытекающий из ее высокого положения, давил на плечи, и Нориссе захотелось бежать куда глаза глядят, но она понимала, что никакое расстояние не будет настолько большим, чтобы эта боль не настигла ее. Лучше уж двигаться вперед и строить новую жизнь... Норисса глубоко вздохнула. "Да будет так!" - пробормотала она, не задумываясь о том, что прозвучало это просто как согласие с последними словами Медвина.
- Принесите мне бинты и лечебный бальзам! - попросила она, нагнувшись над ближайшим к ней раненым, не заботясь о том, враг или друг лежит перед ней на земле.
17
Утро Нориссы прошло в быстрой смене расплывчатых лиц раненых, которых она перевязывала. Разные лица, разные раны, но боль на лицах всегда была одинаковой. Однако думала она вовсе не о том, что делала в той или иной момент. Мысли ее блуждали в поисках... чего-то. Она должна была сделать что-то еще, но ей никак не удавалось точно выяснить, что же это такое. Между тем руки ее действовали как бы совершенно самостоятельно, промывая и перевязывая раны, и даже губы шептали какие-то слова утешения.
Раненых разделили на две группы - своих и солдат. Из леса пришли женщины, чтобы заботиться о своих раненых. Возводились временные укрытия и навесы, на бывшей деревенской площади засыпали наскоро сложенные из камней очаги, возле которых женщины занялись приготовлением пищи. Туда и сюда носились маленькими стайками дети, которые таскали воду из ручья или подносили из леса дрова.
Норисса довольно скоро поняла, что число раненых намного превосходит количество жителей деревни. Многие из мужчин, которых ей случилось перевязывать, были ей совершенно не знакомы, точно так же как и многие из женщин, хлопочущие рядом. Норисса едва замечала все это, беготня и суматоха слились в ушах в равномерный неясный гул, и единственными звуками, которые отчетливо слышались сквозь этот гул, были исполненные горя женские вопли, чьих домашних очагов коснулась смерть.
Именно такие крики, раздавшиеся совсем рядом, привлекли ее внимание.
Женщина преклонных лет, которой помогала совсем молоденькая девочка видимо, дочь, - лихорадочно и поспешно трудились над ранами распростертого на тюфяке юноши. Юноша был очень молод, почти мальчик, и Норисса подумала, что он едва ли был старше нее. Внезапно женщина прекратила обрабатывать раны юноши, тяжелым взглядом уставившись ему в лицо, приложив к его груди натруженную узловатую руку. Покачав головой, она вскоре сняла руку с груди юноши и накрыла его лицо небольшим куском ткани.
- Он умер с честью, - объяснила она девушке. - Сегодня ночью его примет супруг Даймлы...
Но ее слова ничем не утешили девушку, которая с рыданиями бросилась юноше на грудь. Старая женщина обняла ее, оторвала от тела и прижала к груди, укачивая ее, словно маленького ребенка, и что-то ласково бормоча. В отсутствующем взгляде женщины, устремленном в никуда, Норисса увидела размытые тени многих и многих подобных потерь.