— Вот именно, — откликнулся Рэндом, — совершенно ясно, что он знал больше всех нас, если уж ухитрился связаться со мной без Карты.
— Ты считаешь, что Бранд заключил сделку с врагами, открыл им дорогу, а потом, когда он больше был не нужен, они избавились от него?
— Совсем не обязательно. Хотя вполне возможно. Я думал о другом. Я не скрываю, что он мне нравился. Сдается, что он знал достаточно и догадался, что с Картами, Лабиринтом и Отражениями вокруг Амбера творится что-то неладное. А затем он допустил ошибку. Скорее всего он недооценил предателя и решил сойтись с ним один на один, не обращаясь к отцу или Дворкину. Что же дальше? Враг оказался сильнее и заключил его в ту самую башню. Либо он слишком уважал Бранда и не захотел убивать его без надобности, либо рассчитывал позже как-то использовать его в своих целях.
— Звучит вполне правдоподобно, — заявил я, но мне захотелось добавить: «И хорошо сочетается с твоим рассказом». И полюбоваться его непроницаемым выражением лица, однако одно воспоминание удерживало меня. Когда я был у Блейза, еще до нашей атаки на Амбер, я дурачился с Картами и неожиданно, на мгновение, поймал Бранда. Он успел передать, что находится в плену, и контакт прервался. Это действительно хорошо сочеталось с рассказом Рэндома. Поэтому я сказал другое:
— Если он может указать виновного, значит, надо возвратить его домой, и пусть показывает.
— Я надеялся, что ты это скажешь, — подвел итог разговору Рэндом, — Я привык доводить такие дела до конца.
Я встал, взял бутылку, снова наполнил кубки, отхлебнул вина и закурил новую сигарету.
— Но перед тем, как мы займемся Брандом, надо решить, как помягче сообщить о смерти Каина. Да, кстати, где Флора?
— В городе, наверно. Утром была тут. Я ее разыщу.
— Сделай милость. Насколько я знаю, никто, кроме нас и Флоры, не видел этих типов, а она познакомилась с ними, когда они вломились в ее уэстчестерский дом. Надо, чтобы она была под рукой, на случай, если придется подтвердить, что это за мерзавцы. И мне необходимо кое о чем ее расспросить.
Рэндом допил вино и встал.
— Ладно, сейчас займусь. Куда ее привести?
— Ко мне. Если меня не будет, подождите.
Он кивнул. Я встал вместе с ним и вышел в зал.
— У тебя есть ключ от этой комнаты? — спросил я. — Возьми-ка его и запри комнату, чтобы никто сюда раньше времени не сунулся.
Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Я проводил его до первой лестничной площадки и направился к себе. Из своего сейфа я вынул Камень Правосудия — рубиновый кулон, дававший отцу и Эрику власть над погодой вокруг Амбера. Перед смертью Эрик объяснил мне, как настроить его на себя. Но до сих пор у меня не было времени. Сейчас его тоже не было, но, беседуя с Рэндомом, я решил, что придется его найти. Я отыскал записки Дворкина под камнем у камина Эрика. Об этом он мне тоже сказал, умирая. Мне очень хотелось знать, где сам Эрик наткнулся на них, потому что они были неполными. Я вытащил заметки из сейфа и еще раз просмотрел их. Все совпадало со словами Эрика. Но, кроме того, говорилось, что Камень можно использовать не только в метеорологических целях. Управление погодой было почти случайной, хотя и впечатляющей демонстрацией возможностей Карт, Лабиринта и физической целостности самого Амбера, не говоря уже об Отражениях. К сожалению, детали отсутствовали. Но чем больше я напрягал память, тем больше находил намеков на это. Отец редко использовал Камень, и хотя утверждал, что он служит для управления погодой, далеко не всегда после появления рубина, она менялось. Он часто брал Камень с собой, отправляясь в свои странствия. Поэтому я вполне готов был поверить, что дело тут не только в погоде. Эрик, видимо, рассуждал так же, но и он не смог разнюхать, для чего еще служит Камень. Когда мы с Блейзом атаковали Амбер, он воспользовался лишь известными силами Самоцвета. То же самое сделал он и на прошлой неделе, когда на город напали твари с Черной дороги. В обоих случаях Камень хорошо послужил Эрику, хотя этого оказалось недостаточно для спасения его жизни. Посему я решил, что пора мне научиться пользоваться Самоцветом, и чем скорее, тем лучше. Любое, даже самое незначительное преимущество может оказаться решающим, К тому же все увидят, что я ношу Самоцвет, а это тоже не помешает. Особенно сейчас.
Я снова спрятал записки в сейф, положил рубин в карман и стал спускаться вниз по лестнице. Я проходил по залам и, как всегда, у меня возникло такое чувство, будто я никогда не покидал их. Здесь мой дом, то, что я люблю больше всего. Я вернулся домой, чтобы предъявить свои права на корону, вырвать ее из лап Эрика и покрыть себя славой. Чтобы царствовать. И вдруг все пошло через пень-колоду. Вскоре я понял, что Эрик допустил ошибку. Если он и в самом деле расправился с отцом, то не имел права на корону. Похоже, он слишком поторопился. В любом случае коронация еще более раздула его и без того непомерное самомнение. Я жаждал власти и знал, что могу захватить ее. Но было бы не менее безответственно сделать это сейчас, когда мои войска расквартированы в Амбере, когда меня подозревают в убийстве Каина, когда я внезапно распознал признаки фантастического заговора, когда еще оставалась вероятность того, что отец жив. Несколько раз мне казалось, что мы устанавливали контакт, и в одном из таких случаев, много лет назад, он назвал меня своим наследником. Но в ход было пущено столько лжи и обмана, что я получил травму головы, в результате чуть не лишился памяти. Все это было в прошлом, а теперь я хорошо знал, чего хочу. В мозгу человека творятся престранные вещи. Я даже своему разуму и то не доверял. Может быть, все это мне привиделось. С тех пор много воды утекло. Такова цена жизни в Амбере, подумал я, даже себе не доверяешь. Интересно, что сказал бы по этому поводу Фрейд? Правда, он не мог вылечить мою амнезию, но кое-какие догадки насчет моего отца и наших с ним отношений были очень близки к истине, хотя в то время я этого не понимал. Жаль, что нельзя было еще раз поговорить с ним. Я прошел через мраморную столовую в темный узкий коридор. Кивнув стражнику, вернулся к двери, вышел на платформу, пересек ее и начал спуск. Бесконечная винтовая лестница, ведущая в недра Колвира. Ступени. Иногда огни. За ними тьма. Казалось, что на полпути все изменялось: я уже действовал не по собственной воле, меня вынуждала двигаться какая-то непонятная сила. Она гнала меня, словно барана. Каждое движение вело к следующему. Когда все это началось? Может быть, много лет назад, и я лишь сейчас заметил и осознал это? Может быть, все мы жертвы, но никто не может сказать, почему и до какой степени? Какая ниша для патологических мыслей? Зигмунд, где ты? Я всегда хотел стать королем больше всего на свете. Я и сейчас хочу стать королем. Но чем больше я узнаю, тем больше мне кажется, что я не более чем королевская пешка в шахматной партии Амбера. До меня дошло, что это чувство возникло у меня давно. Оно росло, и все это мне очень не нравилось. Но никому из живущих сейчас и живших до меня не удавалось избежать ошибок, утешал я сам себя. Если моя интуиция не подвела меня, то с каждым звонком мой Павлов, тот, что экспериментировал со мной, все ближе и ближе подходил к моим клыкам. Скоро, теперь уже совсем скоро, я знал, что ждать оставалось недолго. Я подпущу его совсем близко. А потом уж мне придется позаботиться о том, чтобы ему не удалось уйти или снова возвратиться. Поворот, еще поворот, ниже и ниже, тут и там огни, мои мысли словно нитки в клубке, сматываются и разматываются, я ни в чем не уверен. Где-то внизу металл скрежещет о камень. Ножны стражника. Он встает. Колеблющийся свет поднятого фонаря.