Вытерев меч и убрав его в ножны, Шенги задумчиво прошелся по шатким мосткам. Кажется, отсюда пролаза глядел в воду… ах да, он на коленях стоял…
Охотник опустился на колени, всмотрелся в воду и оцепенел, не веря глазам. То, что обрисовывалось на мелководье, не могло принадлежать Миру Людей!
В памяти всплыла картина, увиденная некогда за Гранью: зной, пожухлая трава, чавкающая под ногами грязь пересохшего почти до дна озерка. И учитель, обеими руками поднимающий небольшой, но увесистый серый шар: «Возьми, не бойся! Его можно молотком расколоть, высох насквозь. Но он жив, просто в спячке, от засухи спасается. Гляди, как свернулся, вроде ежика: со всех сторон спинные щитки. Все внутри — и живот, и лапы. Кожа высохла, легкая, тонкая, можно в пыль растереть. А как пойдут дожди…»
Внизу, на мелководье, серый шар разворачивался, вытягивался. Отчетливо стали видны темный хребет и отходящие от него изогнутые боковые щитки — словно скелет обглоданной кем-то крупной рыбы ожил и пустился в плавание. Кожа между щитками, на животе и лапах была светлее и в воде казалась невидимой.
Тварь, по-змеиному вильнув темным телом, скользнула на глубину.
— Еж водяной! — не то простонал, не то выругался Шенги.
И в ответ вновь зазвучали в памяти слова учителя: «В воде он развернется, кожа набухнет, станет прочной. Тогда не попадайся ему, мой мальчик! Водяной еж — хищник не очень крупный, но свирепый и прожорливый. После спячки его мучит голод, он бросается на все живое, обшаривает воду и берег…»
Ладонь вжала в кожу треугольную пластинку. Шенги, поборов смятение, представил себе скользящий в глубине «рыбий остов» с черными пятнами глаз.
Да эта тварь не одна! Сколько их тут — три, четыре?.. Нет, все-таки три.
Озеро небольшое, но глубокое. Вряд ли сеть достанет до дна. А как еще выловить эту мразь?
Шенги вздрогнул при мысли о горожанах, которые часто здесь рыбачат, о стирающих белье женщинах, о детях, которые любят кататься на самодельных плотах.
Нет, еще не поздно, не может быть поздно! Водяные ежи вряд ли ушли от берега: они голодны, а их пища — животные, которые приходят на водопой.
Шенги спрыгнул с мостков и захлюпал сапогами по тинистому дну. Вода прижала мягкие голенища к ногам. Бр-р, холодно! Охотник взял меч в правую — когтистую — руку, а левой, наклонившись, плеснул в лицо ледяную влагу. Где ты, гадина? Перед тобой беспечный путник!
Ноги мерзли. Ветер пробирал до костей. Шенги шагнул вперед, зачерпнул в сапог воды и негромко выругался.
И словно ответом на его брань из воды вывернулось длинное тело. Распахнутая зубастая пасть метила вцепиться в запястье, но Шенги, ожидавший нападения, встретил тварь клинком. Острые длинные зубы ударили по металлу, и тут что-то сильно поддало Охотнику под колени. На суше он устоял бы, но скользкое дно предательски разъехалось под сапогами. Шенги грохнулся на спину, оглушающе холодная вода сомкнулась над ним. Он забарахтался, захлебываясь и выронив меч, и даже не понял, что когти сомкнулись на чем-то упругом, трепыхающемся.
Перевернувшись на четвереньки, Шенги оттолкнулся от дна, встал на колени, с кашлем изверг из себя воду, которой успел наглотаться, и поднял над головой лапу — на ней яростно извивалась длинная тварь, похожая на гигантскую щуку с короткими плоскими лапами. Когти просадили водяному ежу серое брюхо, но хищник неистово пытался дотянуться до врага.
Зарычав от ненависти, Шенги подцепил тварь левой рукой за край спинного щитка и с хрустом разорвал водяного ежа пополам. Подгорный Охотник действительно был очень силен.
Стряхнул с когтей останки твари и почувствовал боль. Крепкие челюсти, прокусив левый сапог, сомкнулись на ноге. Если бы не кожаное голенище, еж раздробил бы человеку кость, но и так укус был глубок. Взбаламученная вода окрасилась кровью. Мелькнула мысль, что зубы водяного ежа ядовиты, но тут же исчезла. Шенги ударил когтистой лапой в воду, как рыбак бьет острогой. Тварь завертелась, выпустила сапог, но не уплыла: голод перевесил осторожность. Еж понял свою ошибку слишком поздно, — когда удар перевернул его на спину и страшные когти сверху донизу распороли кожистое брюхо.
Шенги, пошатываясь, встал на ноги. Только теперь он почувствовал, как замерз. Лязгая зубами, Охотник нашарил негнущимися пальцами талисман, выбившийся из-под рубахи, и заправил его за ворот.
Остались еще в живых водяные ежи?
Талисман подсказал: позади, за спиной! Шенги обернулся так круто, что ноги разъехались на глине. На берегу, возле трупа пролазы, шевелилась серая длинная тварь.
Совиная Лапа бросился к берегу. Мускулы сводило от холода, в сапогах бултыхалась вода, позади тянулся мутно-розовый след.
Еж защелкал зубами и вытянулся во всю длину — по грудь Шенги. Он опирался на цепочку щитков, как на позвоночник, и стоял твердо и уверенно, выставив перед собой перепончатые лапы. В воде он не пользовался ими для драки, но сейчас из перепонок выросли когти.
Но у Охотника тоже были когти! В боевой ярости, не чувствуя опасности, бросился он на тварь, как кот на крысу. Сбил, вцепился, рвал своей страшной лапой, пока хищник из Подгорного Мира не перестал дергаться…
Шенги тяжело поднялся на ноги. Куртка на груди была изодрана, лохмотья рубахи пропитались кровью. Охотник взглянул вниз, на тело пролазы, которому водяной еж успел выгрызть горло. Подкатила дурнота, в ушах резко и пронзительно жужжали тысячи пчел. Он покачнулся, но кто-то бережно подхватил его за плечи.
Шенги так и не понял, что за люди оказались рядом, зачем боги привели их на берег. Запомнил чужой плащ, наброшенный на плечи. Еще запомнил, как рвался к озеру — отыскать утопленный меч. Его не пускали, а он непослушным языком доказывал, что без меча ему никак нельзя.
А потом исчезло и это, растворилось в жаркой, душной темноте.
10
— Жабья Подушка?.. Она… ну, это… на мешок похожа. Кожаный и слизистый. Перекатывается с места на место, может выпускать щупальца…
Нургидан беспомощно огляделся. Никто не собирался ему подсказывать. Дайру стоял у стены, держа в вытянутой руке тяжелый шест: развивал силу кисти. Напряженный, несчастный, лицо сморщилось, зубы стиснуты — жалкое зрелище! Нитха хлопотала у кипящего над очагом котелка, сыпала туда сушеную малину и зверобой — варила снадобье по оставленному лекарем рецепту. Не так уж силен яд водяного ежа, но вместе с простудой сумел уложить Охотника в постель.
Учитель, бледный, осунувшийся, укутан меховым плащом. Глубоко запавшие глаза смотрят строго и неласково:
— Я не спрашиваю тебя, как выглядит Жабья Подушка. Отвечай: что ты сделаешь, встретив ее в Подгорном Мире?
— Щупальца отрублю!
— Все, ты уже покойник. Она из щупальцев молнии мечет. Эй, Нитха! А ты что сделаешь на месте Нургидана?
Девочка повернула к учителю личико, раскрасневшееся от жара очага:
— Ну… из арбалета ее…
— Молодец. Раздразнила хищника. Стрелой эту гадину не убьешь, а гнаться за тобой после этого она будет очень, очень долго. Дайру, слышал вопрос? Отвечай!
Мальчишка был целиком занят борьбой с непокорным шестом. Сквозь сжатые от напряжения зубы он процедил лишь одно слово:
— Убегу!
— Вот! — просиял учитель. — Наконец-то! Правильно! Пользы от Жабьей Подушки никакой. За нее медяка не выручишь, ни за живую, ни за дохлую. Так какого болотного демона с ней связываться?.. Нургидан, не корчи рожу! Вечно тебя тянет на кровопролитные подвиги! Запомни: Подгорный Охотник — не воин на стене родного города. Для нас убежать от опасности не позор. Убежим, потом вернемся.
— Как говорят у нас в Наррабане, если навстречу тебе идет слон — уступи ему дорогу! — бодро растолковала Нитха слова учителя для особо непонятливых.
— Вот именно. Девочка моя, что за гадость ты сыплешь в котелок?
— Не гадость, а корни фиалки.
— О-ох! Не буду это пить!
— Я меду добавлю, — поспешила Нитха успокоить капризного больного. В голосе ее звучали материнские нотки.