вспомогательного персонала, а также трех батальонов Ауксилии Обороны.
Сообщается, что максимальная вместимость составляет сто пятьдесят тысяч человек.
После атаки XVII Легиона там находится вдвое больше людей. Увеличенные пещеры и
глубокие сооружения ужасающе переполнены, однако обитатели испытывают гнев лишь
по отношению к воинам Несущих Слово, которые загнали их туда.
Этого вполне можно ожидать.
Ворота Праксора закрыты около двух недель, внутри укрылись десятки тысяч беженцев, спасающихся от войны и радиоактивных спазмов обреченного солнца. Население
убежища превышает его вместимость, а безопасность хранилища боеприпасов требует
установить личность каждого. После того как составят полный список человеческих и
оружейных ресурсов, будет разработан план сопротивления и отвоевания.
Все многочисленные входы в убежище перекрыты – некоторые пермакритовыми
заслонками, остальные вооруженными бойцами. Сейчас здесь размещены подразделения
из пяти рот Ультрадесанта: пятьсот шестьдесят семь легионеров. Они не охраняют входы
в аркологию, а тренируются, перевооружаются и делают вылазки на поверхность, когда из
Аркологии Х доходят известия, что поблизости находятся враги.
Защита врат поручена Имперской Армии, которая представлена тут шестнадцатью
различными полками, а также подразделениям скитариев, загнанных в аркологию
солнечным излучением. Командные протоколы и коммуникация до сих пор не
упорядочены, адепты Механикума пытаются связать вокс-системы Армии со своими
собственными и системами Легионес Астартес. Различия устройств, сотни шифрованных
сетей и триллионы комбинаций кода делают оперативное координирование чертовски
трудной задачей.
Именно поэтому у майора Кадин все сильнее болит голова.
Она и ее отделение Штурмовиков Кардаса занимают один из малых выходов на
поверхность, который точнее можно описать как провал грунта, заполненный
неплодородной почвой, который образовался за тысячелетия тектонических смещений.
Тем не менее этот проход соединяет нижние пещеры с поверхностью и должен
охраняться.
Временная заслонка, опрысканная противорадиационным герметиком, позволяет
незащищенным людям занять сборный пост охраны и баррикады, обращенные навстречу
возможному проникновению с поверхности. На позиции двадцать солдат: потрепанных
войной ветеранов, видевших, как их мир разорвали на части и разбили на куски, которые
уже никогда не собрать воедино. Люди майора Кадин славно сражались, и из семисот
остались только эти двадцать. Они бились у моста Пасачне и продержали его достаточно
долго для переправы 86-й роты Ультрадесанта. Десятитысячная толпа культистского
отребья гналась за ними сто километров по Марусинскому шоссе, пока они не добрались
до полкового опорного пункта у Магистрали Таланко.
Фланговые силы Хол Велофа, окружавшие Ланшир, уже почти вынудили их бросить
опорный пункт. Но затем с орбиты пролился огненный дождь, который сжег Несущих
Слово с их отбросами, оставив только туманных призраков.
Покинув знамя роты гордо реять над Таланко, майор Кадин последовала за полковником
Руриком, который перевел остатки полка в Праксор.
Кадин знает, что никогда не увидит поверхности Калта, но надеется, что какие-нибудь
остатки вражеских сил попробуют пробиться в убежище. Из-за обнаружившихся
признаков слабой клаустрофобии ей не нравится находиться под землей, но она
штурмовик и не склонна признаваться в слабости. Майор сидит внутри единственного
сооружения сторожевого поста, укрепленной жестяной будке, с вокс-передатчиком и
запасами антирадиационных пилюль, боеприпасов, еды и воды, которые были выданы ее
группе. Вот все, что осталось от некогда элитного подразделения.
Из рожка вокс-передатчика раздается визг помех, и Кадин вздрагивает.
– Чертов Механикум, – ругается капрал Бартебес, ее адъютант. Он бьет по серо-стальной
коробке основанием ладони. – Чертовы ублюдки никогда ни хрена не делают так, как
надо.
– Я думала, они должны были уже все починить.
– Черт, вы и вправду так думали, майор? – спрашивает Бартебес, выуживая из кармана
палочку лхо и зажигая ее с непринужденностью профессионала. Изо рта поднимается
маслянистый дым.
– Я думала, ты бросил, – говорит Кадин.
– Я выжил на поверхности, – отзывается Бартебес. – Если я там не умер, то и от этого
черта с два. Первой меня прикончит скука.
Кадин не в состоянии оспорить его логику и хотя может приказать ему выкинуть палочку, она не будет этого делать. За последние несколько недель они пережили слишком много, чтобы лишать Бартебеса его дурной привычки. Кроме того, может статься, что он прав.