Фаэль Рабор проснулся и полностью пришел в себя менее чем за один удар сердца. Что-то
было не так. Он вскочил с койки. Воин стоял обнаженным, напрягая мышцы и чувства и
приготовившись к бою.
В каюте царил мрак. Под босыми стопами по металлу почти неощутимо расходилась
вибрация от двигателей корабля, прорывающегося через варп. На пределе
усовершенствованного слуха доносился гул машин внутри корпуса, а в коридоре снаружи
висел смрад немытых тел легионеров и смертных рабов.
Никого не было, но неуютное ощущение нарушенного порядка реальности не отпускало.
Рабор потянулся к переключателю возле койки, чтобы активировать единственную
осветительную полосу на потолке, но что-то заставило его остановиться и направиться к
тумблеру у двери.
Комната осветилась, и он обнаружил, что смотрит на другой выключатель.
Там, где должна была пройти его рука, из стены торчал нож. На клинке, возле рукояти, было послание.
Он ощерился.
– Эреб…
Давин был таким же, каким его помнил Первый капеллан. Обширные равнины
переходили в красные пустыни. Мчащийся над саванной «Громовой ястреб» обращал в
бегство огромные стада копытных животных.
– Держитесь низко, – приказал Эреб пилотам. – Не хочу оповещать о своем присутствии.
– Как пожелаете, лорд Эреб.
Они находились далеко от цивилизации, ютящейся в горных долинах. На равнинах были
только стада и кочевники, которые на них охотились.
Первый капеллан выбрал просвет на лугу и велел сажать десантный корабль, а затем
собрал вещи и направился на нижнюю палубу. Когда он сошел вниз, пятеро воинов-
телохранителей склонились в поклоне.
Корабль опустился на посадочные опоры, и передняя аппарель с хрустом открылась, впустив внутрь лучи слепящего солнечного света. Эреб не надел боевого доспеха, только
грубую рясу нищенствующего жреца. Он был апостолом истины, а та требовала смирения, как бы это ни раздражало присущее ему чувство величия. За спиной он нес небольшой
мешок с припасами на несколько дней – тоже из простой ткани, с прорехами от старости и
использования, залатанными грубой дерюгой. На поясе поблескивал практичный,
лишенный украшений атам. Единственным предметом роскоши при Темном Апостоле
был закинутый за плечо сверток из дорогого бархата, но он был скрыт под грязной
мешковиной, перевязанной веревкой.
– Возвращайтесь на «Длань Судьбы», – приказал Эреб своим людям. – Капитану Ворегару
приказано воссоединиться с флотом. Ждите меня там.
– Как вы вернетесь, господин? – спросил Ундил. – Свяжетесь с гарнизоном? Мы далеко
от…
– Не утруждай себя, брат-сержант. Я вернусь прежде, чем мы доберемся до Ультрамара.
Сержант нерешительно сделал паузу, а затем снова кивнул.
– Как скажете, господин.
Эреб ступил на сухую траву саванны. Он отошел на безопасное расстояние, и двигатели
десантного корабля с визгом набрали полную мощность. Пламя реактивных выбросов
подожгло траву.
Темный Апостол проследил, как «Громовой ястреб» наклонился, направил тупой нос в
небо и быстро взмыл вверх. Эхо взлета прокатилось по равнине, и Эреб оказался в
одиночестве. Остались только шорох ветра, треск горящей травы и мычание
перепуганных животных вдали.
Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Воздух был горячим, он опьянял ароматом
сожженной земли и зверей, который смешивался с запахом дыма. Здесь, в системе Давина, величайший из его планов начался обращением Гора. С некоторой натяжкой можно было
бы сказать, что он вернулся домой.
Раздуваемое ветром пламя распространялось по сухой траве. Эреб закинул ношу на спину
и зашагал вперед.
В зале могло бы поместиться более сотни легионеров, однако он был тесен для пятерых
собравшихся Несущих Слово. Это были высшие чины Легиона, надевшие все регалии, словно собирались на войну. Во взглядах читалось явное недоверие. Некоторые из них
раньше были близки как кровные родственники, однако последнее время облик XVII Легиона менялся, и они ожесточенно соперничали друг с другом, а братские узы быстро
рушились под натиском амбиций.
Из-за всех своих пышных титулов Кор Фаэрон, разумеется, считал себя главой собрания.
Его надменность была физически осязаема для остальных: Морпала Ксира, Фаэля Рабора, Федрала Фелла и Хол Велофа, раздраженных подобным самомнением. Когда они
собрались вокруг центрального из восьми концентрических столов и заняли места
напротив лучей звезды Хаоса, врезанной в гранитную поверхность, Магистр Веры одарил
их улыбкой, граничившей с презрительной усмешкой.