вздымающихся боках зверей вопят от боли лица, конечности стали лапами, сросшись в
отвратительные биологические рудименты. Черепа тварей из металла, они влажно
поблескивают сквозь приклеенную кожу. Лица растянуты, но он узнает их и издает
горестный вопль утраты.
Субиако бежит, а звери дышат ему в затылок. Они преследуют его, играют с ним.
Они могут поймать и убить его, когда захотят, но охота слишком приятна. Он чувствует
их гнилостное голодное дыхание.
Субиако знает, что есть лишь один выход, и он мчится туда, задыхаясь на каждом шагу и
надеясь, что доберется до огромных циклопических врат с золотой печатью.
Лишь врата дают убежище.
Субиако просыпается, в его ушах звенят крики демонов.
И ничего не меняется.
XXVII
Внутри храма бойня, которая кажется Вентану бессмысленной.
Там холодно, даже морозно. Сюда не проникает жар от умирающей звезды и
бомбардировки, и от ранцев легионеров поднимается пар. Сквозь треснувшую крышу
пробиваются колонны света, а у проломов в стенах висит ядовитый дым горящей боевой
техники, которому как будто не хочется проникать внутрь.
Вентан еще не успевает сделать шаг внутрь, а уже чувствует запах крови. Теперь у него
есть ответ на вопрос, что же случилось с Несущими Слово.
Они в храме, и все мертвы.
Их тела явно образуют узор, продолжая стоять.
Эффект достигается за счет того, что каждый из легионеров врага удерживается в
вертикальном положении острым штырем из почерневшего железа. Несколько тысяч
Несущих Слово насажены на колья в порядке, который явно имеет некое значение. Для
Вентана загадка, какое же именно.
Эйкос Ламиад и Киуз Селатон ведут своих воинов среди колонн мертвых Несущих Слово.
Селатон несет штандарт Четвертой роты – прославленное и потрепанное напоминание о
том, что они потеряли и за что сражаются.
Возле Ламиада, будто личный телохранитель тетрарха, шагает «Контемптор» Телемехр.
Вращающиеся стволы штурмовой пушки издают визг, оружие поворачивается влево-
вправо в поисках живых целей.
Сиданс стоит рядом с Вентаном. Визор шлема не позволяет разглядеть выражение лица
капитана, однако все ясно без слов.
– Кто это сотворил? – спрашивает Сиданс. Он еще не понял, в отличие от Вентана.
– Они сами это с собой сделали.
Сиданс резко оборачивается. Вентан не знает, что сильнее пугает второго капитана –
мысль, что воины совершили над собой подобное или же что Вентан понял достаточно, чтобы об этом догадаться. Он качает головой и идет дальше. Внутри храма находится
около тысячи Ультрадесантников, лишившихся дара речи от этого зверства.
Никто из них не в силах осознать смысл увиденного. Он слишком чужд для их понимания
и не соответствует ни одной из тех военных моделей, которым их учили.
Вентан подходит к ближайшему Несущему Слово и приподнимает тому голову. На
мертвеце нет шлема, лицо изрезано глубокими ударами острого клинка.
Оно искажено смесью ужаса и истовости. У символов странная геометрия, по непонятным
причинам на них неприятно смотреть.
Чем ближе Вентан подходит к центру храма, тем понятнее становится узор, выложенный
насаженными на колья телами. Группы Ультрадесантников естественным образом
сходятся, приближаясь к середине сводчатого помещения. Вентан чувствует, что
температура продолжает понижаться.
– Они располагаются равноудаленными колоннами, – произносит Ламиад. Его лицу, наполовину состоящему из плоти, а наполовину из треснувшей керамики, удается
передать то отвращение, которое все чувствуют. – Расходятся наружу от центральной
точки.
– Из чего следует, что посередине нечто важное, – говорит Вентан.
– Неф храма ведет к центральному алтарю, – соглашается Ламиад. – Месту поклонения.
– Поклонения? – буквально выплевывает Сиданс. – Я думал, мы их от этого вылечили
полвека назад.
– Урок явно не был усвоен, – произносит Ламиад, указывая уцелевшей рукой на
жертвенное побоище. Конечность, которую он утратил в начале боя, можно было
восстановить, а лицо – починить. Доступны и технология, и мастера, однако Ламиад
предпочел остаться таким, как есть. Миф о нем стал важен для Калта, и тетрарх охотно
пошел на подобную жертву.
Вентан питает к Эйкосу Ламиаду высочайшее почтение и надеется, что будет столь же
сильным, как тетрарх, когда для него настанут такие времена.
– Так что в центре? – спрашивает Селатон, держа штандарт рядом с собой. – Я не вижу
алтаря.
Селатон прав. Там нет алтаря, только вырытая яма, из которой неторопливо струятся