— Люди… — тихо произнес Тоха.
Набрал в грудь побольше воздуха и уже закричал.
— Лююююди!
Он не видел, был ли рядом кто из местных. Слезы застилали глаза. Тоха снова раскачивался взад-вперед, голосил с надрывом, а внутри что-то ломалось и крошилось, как будто он своими руками уничтожал остатки прежнего себя.
— Это я виноват… Я! Меня предупреждали, а я не послушал! Я убил зверя вашего духа-хозяина, и он теперь наказывает меня… И вас вместе со мной!
Тоха всхлипнул.
— Я не послушал никого… Просто подстрелил, ради фана. Я виноват… Виноват. Очень. Простите меня. А я буду тут сидеть, пока он снова не придет…
Земля словно потянула его к себе, и Тоха завалился на бок. Никто не подходил. Необычно немного — за деревенским дурачком все-таки приглядывали, а тут никого, но это даже лучше. Одному проще, будет лежать в пыли и грязи. Каждый день. В ладонь ткнулось что-то мокрое. Тоха шмыгнул носом и приоткрыл глаза. На него смотрел Барсик. Тоха еще раз судорожно втянул воздух и подгреб кота к себе поближе. Барсик хороший, живой. Он тоже умирал — и от топора, и под колесами. Но все равно живой, а Тоха — нет, Тоха уже совсем мертвый.
Звуки стихли. Только что он слышал, как рядом громко мурчит Барсик, а теперь все затопило тишиной. В ней грохотали тяжелые шаги духа-хозяина.
Бум-бум-бум!
Тоха отрешенно подумал, что кот убежал. Даже не убежал, растворился. Был — и нету.
Бум-бум!
Шаги прозвучали прямо рядом с ухом. Тоха открыл глаза и снизу вверх посмотрел на чудовище.
— Убей навсегда. За своего зверя, — беззвучно прошептал он. — Мне не нужно ничего исправлять, мне себя надо было поправить, а я не смог.
В ответ чудище грузно ударило ногой рядом с его лицом. В глаза полетела сухая пыль. Тоха машинально зажмурился, ожидая следующего удара, но уже по голове. Ничего не произошло. Только прозвучали удаляющиеся шаги, а потом проступили обычные звуки леса. Весело трещала какая-то птичка, а где-то вдалеке ревело что-то похожее на автомобильный сигнал. Тоха открыл глаза. Он, скорчившись, лежал в лесу — в обычном сентябрьском лесу, куда зашел целую вечность назад. Он неверяще заозирался по сторонам. Увидел бревно, где зайца подстрелил. Тушки не было. Подняться на ноги получилось со второго раза. Гудок вдалеке замолк, как будто для того, чтобы набрать побольше воздуха, и снова протяжно заревел. Тоха на неслушающихся ногах пошел на звук. Сначала брел еле переставляя ноги, потом побежал.
Он выскочил прямо к внедорожнику. Рядом с ним стоял Сашка и курил. Увидев Казакова, он бросил сигарету на землю.
— Ты где был?! — тут же набросился Санька. — Я все оббегал. Только отвернулся — тебя нет, снаряга вся твоя валяется. Ключи от машины, телефон… Ты чего вообще…
Он вдруг осекся и пристально на него посмотрел.
— Антон? Ты в порядке?
Тоха безумно улыбался и плакал не то от счастья, не от сдавших нервов.
— Саша, — он сделал несколько неуверенных шагов к Гаевскому. — Сашенька! Это ты? Это правда ты?
На следующем шаге он свалился прямо рядом с Саней. Крепко обхватил его за ногу.
— Сааааша, я больше никогда сюда не поеду, никогда-никогда, — быстро заговорил он. — Спасибо тебе, Санька, столько времени прошло, а ты меня все искал, когда все потеряли. Я сам себя потерял…
Гаевский рывком поднял его на ноги. Посмотрел с недоверчивым удивлением.
— Да тебя час всего не было. Ты точно в порядке? У тебя кровь на лбу.
Антон посмотрел в отражение на боковом стекле. Лоб перечеркнула алая полоса — как будто кто-то пальцем провел.
— Это дух-хозяин оставил… — ответил он. — Простил меня. За того зайца.
На лице Сашки отразилось еще большее недоумение.
— Ты давай-ка в машину садись, пассажиром, а я поведу, ладно?
Он помог ему забраться во внедорожник. Носовым платком стер кровь. Сунул в руки термос с горячим чаем.
— Все твои вещи я назад положил, — сказал Гаевский.
— Забери ружье, мне больше не надо, — прошептал Антон и отвернулся к боковому стеклу.
Мелкими глотками пил горячий чай, смотрел на осень за окном, а перед глазами все еще стояло лето. Зеленое море поспевающих колосьев, высокое палящее солнце, цветущий клевер и Тоха, деревенский дурачок, которого дразнят местные дети: