— Арчи. Это с того самого проникновения в «Эпсли-Хаус».
— Я его знаю. — Доминик ткнула пальцем в неясное изображение.
— Рафаэля? — недоверчиво фыркнул Том. — Сомневаюсь.
— Он был здесь, — настаивала она. — В то утро, когда ты улетел в Италию. Кое-что оставил тебе.
— Что?
Она указала на книжную полку под окном. Длинный узкий предмет лежал там, завернутый в белый платок.
Том перенес его на стол и развязал узлы. Ткань соскользнула, обнажив фарфоровый обелиск длиной всего в пару футов, покрытый иероглифами.
— Что это? — нахмурилась Доминик.
— Предмет из египетского обеденного сервиза, хранящегося в «Эпсли-Хаус», — ответил Том, помрачнев.
— Но они же сказали, что ничего не пропало.
— Он хотел, чтобы они так думали.
— Хочешь сказать, он подменил это копией?
— Мне нужно было раньше догадаться. Рафаэль слишком хорош для того, чтобы уйти с пустыми руками.
— Кто он?
— Вор и мой друг, — криво усмехнулся Том.
— Именно в таком порядке?
— Он никогда не видел разницы. Что-нибудь еще?
— Письмо. — Она передала ему конверт из тонкой, хорошего качества бумаги цвета слоновой кости. На нем витиеватым каллиграфическим почерком было написано одно слово: «Феликс».
Том вытащил нож из ящика стола и вскрыл конверт.
— Пусто. — Доминик вопросительно посмотрела на него. — Что это значит?
— Есть только один способ узнать, — сказал Том, доставая из стола записную книжку.
— Ты помнишь, который час? — предупреждающе спросила Доминик.
— Он что-то затеял, — пробормотал Том, кивнув на обелиск и пустой конверт. — А что, если у него неприятности? Если нужна моя помощь?
Он нашел номер Рафаэля и набрал. Через несколько секунд ответил мужской голос.
— Digame[4].
— Рафаэль? — осторожно спросил Том, не узнавая голоса и раздумывая, не могли он ошибиться номером.
Пауза.
— Кто это? — с подозрением спросил голос.
— Оливер Кук. — Том придумал имя и причину для звонка. — Я корреспондент «Лондон таймс». Мы надеялись получить комментарии мистера Квинтавалле для завтрашней статьи. С кем я говорю?
— Хуан Алонсо, полиция Севильи, — ответил собеседник с сильным акцентом.
— Полиция? У мистера Квинтавалле какие-то неприятности?
— Сеньор Квинтавалле мертв.
— Мертв? — задохнулся Том. — Как? Когда?
— На прошлой неделе. Убит. Если хотите, я соединю вас с начальством, — с надеждой предложил Алонсо.
— Очень любезно с вашей стороны, но у меня совершенно нет времени, сроки поджимают, — ответил Том, стараясь говорить ровно. — Спасибо за помошь. Buenas noches[5].
И повесил трубку. Повисла долгая тишина. Доминик сочувственно положила руку на его плечо.
— Мне очень жаль.
— Я опоздал, — медленно произнес Том, дернув плечом. — Он приходил сюда, потому что нуждался в помощи. Ему нужна была моя помощь, а меня здесь не было.
— Это не твоя вина, — мягко сказала она.
— Это чья-то вина, — огрызнулся Том.
— Он умер, Том. Ему уже не поможешь.
— Я могу найти того, кто это сделал, — холодно проговорил Том, посмотрев ей в глаза. — Найти и заставить заплатить за все.
Глава девятая
Галерея Рубена Рази занимала нижний этаж в одном из типичных для Сохо зданий, недавно побеленный фасад которого пересекала, словно шрам, ржавая пожарная лестница.
Дженнифер до сих пор не заметила, чтобы хоть кто-нибудь вошел в здание. Но было еще рано. Она сидела в машине, припаркованной возле модельного агентства на противоположной стороне улицы, с половины восьмого, наблюдая, как район начинает оживать. Она специально приехала пораньше. Секретарь Рази сказал, что он будет не раньше девяти, но Дженнифер хотела почувствовать мир, в котором живет Рази, прежде чем встречаться с ним.
Согласно документу, лежащему у нее на коленях, Рази сбежал в США из Ирана после свержения шаха. Не имея начального капитала и не зная ни слова по-английски, он занялся импортом антиквариата из стран Среднего Востока, постепенно превратившись в хозяина небольшого, но преуспевающего магазина, торгующего предметами искусства. Рази специализировался на малоизвестных художниках, а также на продаже не самых знаменитых полотен именитых импрессионистов и постимпрессионистов — тех, что стоили не миллионы, а сотни или тысячи долларов. Эта схема работала, и Рази мог себе позволить обширную резиденцию на Лонг-Айленде, откуда он каждый день приезжал в галерею.