Обнаружив себя стоящим перед «Джокондой», Том заметил, что не помнит ни одну из картин, которые успел посмотреть по дороге. Поток туристов вынес его к нужному месту подобно прибою: вверх по лестнице, направо у крылатой Ники Самофракийской, через первые три зала с ранними итальянскими живописцами, снова направо, в Большую галерею, и затем, на полпути вниз, снова направо, в недавно отреставрированный зал Штатов.
Том стоял в глубине зала; прекрасная картина Веронезе «Брак в Кане Галилейской» находилась за его спиной, прямо перед ним на специально возведенной огнеупорной стене располагалась «Мона Лиза». Полукруглое деревянное ограждение держало толпу на почтительном расстоянии; толпы людей приходили и уходили из зала в соответствии с расписанием автобусов. С благоговением посетители смотрели на портрет снизу вверх, как на алтарь, объединяющий представителей самых разных верований; когда тишина сменялась звуком голосов, было понятно, что культурный хадж завершен. Некоторые делали круг по залу и с восторженными лицами подходили к «Моне Лизе» еще раз.
Том молча смотрел на картину, в очередной раз пораженный тем, какая она маленькая — всего тридцать дюймов в высоту и двадцать в ширину. Она выглядела отстраненной и немного одинокой — единственной на стене, за пуленепробиваемым стеклом и потрескавшимся лаком, и смотрела на Тома с печальной, почти потерянной, улыбкой.
— Вам не стоило приходить сюда, — внезапно раздался женский голос.
Том оглянулся и узнал Сесиль Леви. Интересно, как давно она наблюдала за ним? Скорее всего от самого входа, как только он засветился на экранах видеонаблюдения.
— Труссар свалил всю грязную работу на вас? — ответил он по-французски.
— Я сама вызвалась. Убедила его, что вы покинете Лувр без шума, если я попрошу об этом.
Том на пару мгновений задумался. Сесиль выглядела очень хрупкой, фарфоровой куколкой, туфли-балетки прекрасно сочетались с кантом на классическом белом пиджаке от Шанель. Рука лежала в кармане, вместе с, судя по проступающим очертаниям, пачкой сигарет. Тому было интересно, на что она готова была пойти, чтобы иметь возможность закурить прямо здесь и сейчас.
— Почему вы оба так уверены, что мы с Дюма ошибаемся насчет планов Майло? — спросил он.
— Мы уверены, что у Дюма проблема с алкоголем. Для того чтобы принять меры, нам необходимы подтверждения из достоверных источников, — объяснила она твердым, но слегка извиняющимся голосом. — Вы не смогли их предоставить…
— Единственное подтверждение вы получите, обнаружив однажды пустое место на стене, — холодно бросил Том.
— Труссар не дипломат, но свое дело знает, — настойчиво произнесла Леви, и снова в ее голосе мелькнула извиняющаяся интонация, которую Том посчитал признанием того, что с Труссаром действительно сложно иметь дело. — К тому же мы предупредили директора музея. Он дал «добро» на дополнительные меры по усилению безопасности.
— Значит, вам не о чем волноваться?
Повисла тишина, нарушаемая только скрипом резиновых подошв по деревянному полу да редкими окриками хранителей, заметивших посетителя с камерой или жвачкой.
— Вам стоит пройти со мной к выходу, — осторожно предложила она, и Том не стал спорить. Он увидел все, что хотел.
Они прошли через Большую галерею к лестничному пролету. Том был погружен в свои мысли, но все же почувствовал, что Леви было некомфортно рядом с ним. Вероятно, молчание для нее выглядело тревожно, учитывая общую нервозность ситуации. Через несколько шагов Сесиль заговорила нарочито обыденным тоном:
— Знаете, Леонард всегда брал ее с собой. Говорят, он так и не дописал ее.
— Кем бы она ни была.
— Вазари был уверен, что это портрет Лизы дель Джокондо. — Она успокоилась, что неловкий момент остался позади. — Вы с ним не согласны?
— Кто знает? — Том пожал плечами. — Я слышал, что картина может быть портретом Изабеллы Арагонской. Кто-то утверждает, что это не она, а сам да Винчи или один из его любовников.
— Она действительно выглядит несколько бесполо, — согласилась Леви. — Но в то время была мода, все выщипывали себе брови.
— Честно говоря, не думаю, что это важно, — вздохнул Том. — «Мона Лиза», «Джоконда» — просто имя. Суть не меняется.
— Вам она на самом деле не нравится? — с любопытством и недоверчивостью спросила она.